Часть вещей валяется на полу, несколько туфелек разбросаны по ковру без пары. Поднимаю одну их них, они мои самые любимые, ищу глазами пару и рыдаю, рыдаю в голос. Я выпросила их у мамы в прошлом году, обувала всего один раз. Я смотрела на них как на произведение искусства, а он взял и так просто превратил дорогие мне вещи в мусор. В никому не нужный хлам, который поедет на свалку.
С колотящемся сердцем несусь в коридор. В груди жжет. Слезы топят глаза, я в слепую нащупываю ключ в замке, трясущимися пальцами поворачиваю его в замочной скважине, распахивая дверь.
— Стой! — кричит вслед мне папа. — Вернись немедленно, Алика! Я тебя не отпускал! — но я уже несусь сломя голову вниз по лестнице, подворачивая на каблуках ноги.
Плюхаюсь задницей на последние ступеньки первого этажа и рыдаю… Рыдаю так, как еще никогда не рыдала. Он меня уничтожил. Забрал все, что я люблю, все что представляет для меня ценность. Слышу его разгневанный голос в пролетах между этажами и подорвавшись выбегаю за дверь. Не глядя на веселую компанию, проношусь мимо них. Выбегаю за шлагбаум закрывающий проезд во двор. Иду. Иду, быстро, словно спешу куда-то. Мерию широкими шагами полотно шершавого асфальта, застилающего тротуар. Иду в никуда, просто прямо. Потирая озябшие от холода предплечья, задеваю плечом прохожего. Он бормочет какие-то извинения, будто он меня толкнул, а не я его, а я просто иду. Я больше не вернусь к нему. Ни за что, никогда не вернусь. Он никогда не любил меня. Его любовь была лишь фикцией, лишь иллюзией. Он не воспитывал меня и не пытался вложить в меня своей идеологии, тогда, когда я просила его забрать меня. А теперь в нем проснулась отцовская ответственность, теперь он решил выдрессировать меня как обезьянку. Только поздно, папа. Ты опоздал минимум на десять лет.
Белая Приора притормаживает со свистом немного обогнав меня. Водитель будто догадывается, что я не стану обращать на него внимания, начинает медленно двигаться рядом, когда я поравнявшись с ним не сбавляя темпа продолжаю шагать и смотреть вперед.
— Я смотрю, ты налегке! Не жарко? — произносит Дровосек выждав пару минут. Продолжает плестись рядом, раздражая водителей, сигналящих ему и вынужденных обгонять его машину.
— Отвали от меня, — произношу осипшим голосом, сморгнув последние слезы. Кожу на лице стянуло от соли, она обветрится на ветру, но мне все равно.
— Прыгай в машину, замёрзла ведь.
Продолжаю сжимать пальцами голые плечи. Почему я не захватила куртку? Хоть обуться ума хватило, а то топала бы сейчас босиком.
— Отстань! — по-прежнему не смотрю на него.
— Далеко собралась?
Окидываю взглядом проезжую часть собираясь перебежать дорогу. Он тут же возникает передо мной и обхватывает ладонью мое предплечье.
Распахнутая прямо на дороге водительская дверь, прилично раздражает проезжающих мимо. Они сигналят, выкрикивая в окна ругательства.
— Сядь в машину, я отвезу тебя куда тебе нужно, — говорит спокойно сосредоточено смотрит в мои глаза.
Не знаю, почему слушаюсь его. Выдернув руку из его захвата, иду к двери, сажусь в машину, хлопая дверцей. Дровосек на ходу стягивать с себя толстовку, усаживаясь за руль протягивает ее мне. Молча кутаюсь в теплую кофту, не благодарю и не смотрю на него, укладываю голову на стекло и закрываю глаза.
— Куда?
— Прямо, — бормочу себе под нос, проглатывая вязкий ком стоящий в горле.
Больше двух часов мы катаемся по городу. Он берет заказы, подбирает людей. Работает. А я просто сижу опираясь плечом на жесткую пластиковую обшивку двери и смотрю в пустоту.
Отвратительный, сладкий, приторный запах дешёвой туалетной воды заполняет салон, и я тут же опускаю стекло больше чем на половину. Две девки, приземлившиеся на заднее сидение, аккуратно хлопают дверцей машины. Не обращая внимания на мое присутствие, они начинают кокетничать с ним, смеяться. Он поддерживает разговор с ними и мне доходит, что они знакомы. Пропуская половину слов мимо ушей, смотрю на него, потом оборачиваюсь назад и снова на него. Но дровосеку похоже нет до меня дела, он болтает с этими безвкусно одетыми и вульгарно размалёванными шлендрами, слегка приподнимая стекло с моей стороны не до конца, но существенно.