Осторожно ступаю по полу, выглядываю в окно. На улице продолжает надрываться петух. Приоткрыв дверь на веранду, выглядываю во двор. Раннее утро. Его семья еще спит. Глухие звуки ударов и треска, создаваемые топором, добавляются к звонкому пению птицы с ярким огненным оперением. Петух стоит на высокой поленнице дров и никак не может угомониться.
Дровосек колет дрова. Улыбаюсь. Ему идет. Мне кажется, он создан именно для физического труда. Не могу представить ни одного знакомого парня с топором в руках. Не монтируются они совершенно. А он смотрится невероятно гармонично с любым инструментом. Ловлю себя на мысли, что не могу отвести взгляда от его обнажённой поясницы с ямочками над низко посаженными брюками цвета хаки. Так и хочется ущипнуть себя. Хватит пялиться! Он ведь заметит и обязательно съязвит, что-нибудь по этому поводу. На улице свежо… Нет, даже холодно! А он голый по пояс машет топором и делает вид, что не видит меня.
Перекинув ноги через невысокое деревянное ограждение веранды, присаживаюсь на перекладину свесив ноги.
— А ты все на ус мотаешь? Ну что, рабочий способ? — не могу не припомнить сцену из фильма, в которой фермер делился с местным священником проверенным способом избавления, от назойливых мыслей о женщинах.
Кирилл оборачивается, широко улыбается.
— Я бы лучше позвонил в колокола до кровавых мозолей, но не где? — разводит руками.
Метнув топор в широкий пень, направляется ко мне. Его обнаженная кожа отливает бронзой в свете лучей восходящего солнца. Мне нужно прописаться в солярии, чтобы добиться подобного тона. На его короткой чёлке блестят капельки пота, губы продолжает кривить ухмылка. Дровосек сдергивает свою футболку, висящую на перилах, вытирает ей лицо. Подходит ко мне и запрокинув руки за ограждение, опирается на него спиной. Поворачивает голову, смотрит на меня.
Я в свою очередь скольжу взглядом по его широкой груди и прессу. Чувствую, как потеют ладони, когда я задерживаю взгляд на темной дорожке волос убегающей за широкий ремень. Ну этого еще не хватало! Заставляю себя отвести взгляд, но он не отводится.
— Выспалась? — прищурив один глаз, смотрит на меня продолжая улыбаться. — Ты так сладко посапывала лежа у меня на плече, решил не будить тебя.
— Что ты выдумываешь?
— А ты в курсе, что когда ты спишь у тебя не до конца прикрываются веки? Ты как будто палишь за обстановкой, вроде, как и не спишь вовсе.
— Так я и не спала, — выдаю слегка нервно.
Надеюсь я не разговаривала во сне. Я могу. В детстве я еще и лунатила. Но не думаю, что за час — полтора сна, я могла отмочить нечто подобное.
Дровосек улыбается, продолжая щуриться.
— Еще как спала.
— Нет.
— Да.
— Нет.
— Ну ладно, не спала, так не спала, — продолжая лыбиться, вздыхает стреляя глазам по моим голым коленям.
Ежусь от холода, на улице градусов пять не больше. А он стоит тут рядом полуголый и улыбается так хитро, будто знает какой-то секрет. От его разгоряченного тела только что пар не валит. Так и хочется коснуться его горячей кожи. Сжимаю пальцы в кулаки, стараясь контролировать это желание. Если он сейчас полезет целоваться, сопротивляться не буду. Рот наполняется вязкой слюной. На языке уже чувствуется привкус мятной жвачки. Он вынимает одну руку из-за перил, наклонятся к моему лицу, будто рассматривает что-то на моей щеке. Замираю, ощущая бешеный стук своего сердца, колотящегося где-то в пятках. Размыкаю губы инстинктивно проходясь языком по нижней.
— У тебя ресничка упала, — демонстрирует мне темный волосок на подушечке пальца, только что коснувшегося моей щеки.
Он закидывает обратно руку. Отвернув от меня лицо, смотрит прямо. Зевает.
— Кирюша! Ты долго еще собираешься почки морозить? — позади нас раздается зычный женский голос. Оба поворачиваемся назад.
На веранде стоит высокая, дородная, пожилая женщина в белой ситцевой сорочке в мелкую красную розочку. Ее желтые блондинистые волосы накручены на крупные бигуди. В глазах удивление. На губах легкая растерянная улыбка. Женщина прижимает кисти рук, сложенные в замок к широкому, пышному бюсту. Внимательно на меня смотрит.
— Привет, бабуль! Это Алика. Она будет жить у нас, — дровосек одаривает женщину лучезарной улыбкой и приобняв меня за плечи, шепчет мне на ухо. — Поздоровайся с бабушкой.
— Здравствуйте, — слегка киваю и сглатываю стоящий ком в горле.
В ответ она тоже кивает мне, переводит взгляд с лица Кирилла на мое и обратно.
— Анна Никитична. Можно просто баба Аня, — произносит она мягким, добрым голосом. — Кирилл! Ты чего девочку морозишь на холоде таком? Не дай Бог простудится. И сам оденься! Хватит рисоваться! Алика и так уже поди знает, какой ты красивый. Оденься немедленно! — прикрикивает на него.