У окна, метрах в пяти от меня, стоит женщина, сопровождавшая мужчину, зашедшего в кабинет. Она смотрит в окно и разговаривает по телефону.
Протягиваю руку к черной бейсболке Кирилла, брошенной им на банкетке. Вынимаю из сумки, трансформирующейся в рюкзак, телефон и аккуратно подбрасываю его под банкетку. Он глухо ударяется силиконовым чехлом об кафель, но громкого звука не издает. Вытаскиваю из кошелька карту. Засовываю ее за резинку лосин. Перебросив рюкзак за спину, цепляю лямки за ручки кресла, разворачиваю коляску и нацепив на голову его кепку, качу к выходу.
Я не планировала всего этого. Эта мысль родилась в моей голове моментально. Единственное, чего мне хотелось, это быстрее вернуться домой и закрывшись в своей комнате крепко уснуть. Я много сплю в последнее время. Возможно, это действие препаратов, но сейчас я ощутила, какой-то странный прилив бодрости и желание выкинуть, что-нибудь эдакое. Ну… как минимум, заставить его понервничать и побегать. А еще, я все еще надеюсь избавиться от Дровосека, но чувствую, что напакостить ему серьезно, я не смогу.
Не знаю, удастся ли мне скрыться на долго. Но внутренний ребенок внутри меня пляшет танец маленьких утят, что странно, в голове звучит именно эта мелодия, и я ловлю себя на мысли, что невольно улыбаюсь, хоть и стараюсь сжимать губы, что есть силы.
Спуститься по пандусу мне помогает санитар. Самостоятельно скатиться по довольно пологому склону было страшновато, хоть я и делала это несколько раз в качестве тренировки. А дальше все оказалось очень просто. Длинная аллея вдоль больничного корпуса, за ней широкий тротуар и ворота, а дальше город.
Живой, спешащий и суетящийся город, кишащий пешеходами, несущимися как метеоры к пешеходным переходам. Прогуливающийся походкой от бедра в лицах девушек на высоких каблуках, в легких летних платьях.
Вокруг меня, пролетающие на самокатах подростки и взрослые. Пожилые люди, еле-еле переставляющие ноги и даже не думающие посторониться. Они прокладывают себе путь медленными, словно заторможенными шагами, ни на кого не обращая внимания. На глаза попадается орущий ребенок требующий что-то у мамы, безразлично пялящейся в телефон и не спеша толкающей коляску.
Подмигиваю карапузу, резко захлопнувшему свою варежку уперевшись в меня взглядом.
Да, малыш… Мы с тобой друзья, по несчастью. Только ты побежишь, через месяц другой, да так быстро, что мама тебя не догонит. А я нет… грустно улыбаюсь. Мои ноги меня не держат. Да, в общем то и бегать у меня нет никакого желания.
Приметив автобусную остановку в конце квартала, ускоряюсь. Вызвать такси нет возможности. Мой телефон валяется на полу в коридоре больницы. Интересно, он уже его нашел? Или его нашел кто-то другой. В прочем, это не важно. Остановившись под козырьком остановки, смотрю перед собой, стараясь не обращать внимания на окружающих людей. Не проходит и минуты, как передо мной останавливается автобус, номера я не разглядела, но судя по разговорам людей, двести девяносто девятый. Мне подходит. А еще подходит то, что он снабжен широкой дверью и мягкой подвеской, позволяющей водителю опустить порог на уровень бордюра.
Все-таки мои прошлогодние покатушки на общественном транспорте не прошли даром. При помощи неравнодушного пожилого мужчины закатываюсь на площадку, кивком головы благодарю его и вытянув карту из-за резинки лосин, протягиваю ее к валидатору. Тот же мужчина помогает мне дотянуться, приложив карточку за меня. Возвращает мне ее в руки. Бормочу себе под нос «спасибо», утыкаюсь взглядом в собственные колени. Вот за это я не люблю появляться в людных местах. Эти сочувствующие взгляды очень ранят. Почему-то мне сложно стойко переживать чужое сострадание по отношению к себе.
Еду в никуда. Автобус притормаживает у каждой остановки, заставляя меня крепче сжимать поручень. Смотрю в окно отмечая, какими яркими стали улицы. Папа забрал меня к себе в конце марта. Улицы были серыми и угрюмыми, бесконечно шел дождь. Я будто не видела ничего вокруг себя последние три месяца. Все вокруг было безликим и мрачным, а сейчас ярко светит солнце, бульвары и скверы украшены цветочными композициями, люди вокруг улыбаются.
Вцепившись взглядом в летнюю веранду кафе, выглядываю следующую остановку. Острое ощущение голода, спазмом прошивает желудок, легкой тошнотой подкатывая к горлу. Слабость, ощущаемая в момент завершения последнего упражнения, снова напоминает о себе. Оторвавшись от поручня, подкатываюсь к двери, готовясь выйти на следующей остановке.
До аварии я старалась следить за своим питанием. После, отказалась есть в принципе. Правда мой бойкот был не долгим, поскольку кормить меня начали медикаментозно и умереть от истощения, и обезвоживания у меня вряд ли бы получилось. Затем, я бросилась в другую крайность, уже живя у Дорофеи, я начала есть все в подряд. Не потому, что организм требовал восполнения потраченных калорий, а просто для того, чтобы чем-то занять себя. Заесть тоску и не проходящую депрессию что ли. Сегодня утром я не столько позавтракала, сколько испачкала посуду. Единственное, что болталось в моем желудке, это две ложки шоколадной пасты, которая подвернулась мне под руку, когда я услышала звук открывающейся двери.