— Хорошо, — опустив голову, тереблю край футболки.
— Вот и договорились.
— Я попрошу папу оплатить тебе замену панели, — киваю на расцарапанный пластик.
— Не стоит, пусть останется так, — взъерошив волосы на затылке, Кирилл пытается выдавить из себя улыбку.
— Тебе придется подождать минут пять, — он покидает салон и вместо того, чтобы обогнуть капот и подойти к пассажирской двери, уходит.
Рука ложится обратно на колени, не успев дернуть ручку двери.
А не этого ли ты хотела? Не этого… Я хотела совсем не встречаться с ним. Как теперь объяснить своему колотящемуся сердцу, что человек, которого я люблю больше жизни, будет просто моим водителем, и я не в силах больше этому препятствовать.
Кирилл достаточно быстро появляется у машины, подкатывает мое кресло к двери.
— Я сама, — откидываю подлокотник коляски.
Сложив руки за спину, он смотрит в сторону, лишь искоса наблюдая за тем, как я самостоятельно перебираюсь в кресло. Руки дрожат, левая слегка подгибается. В моменте он дергается. Я жду, когда он поддержит меня, но этого не происходит. Сама управляюсь с поставленной задачей.
— Можешь, меня не провожать, — бросаю за спину, откатываясь от машины.
— Нет, прости… Я должен убедиться, что ты поднялась к себе.
— Куда я еще по-твоему, могу подняться? На крышу? Не волнуйся, я давно смирилась со своей участью.
— Это просьба твоего отца, — стараясь не выдать раздражения в голосе цедит он, укладывая ладони на ручки коляски.
Стоит ли говорить, что за сегодняшний день я устала больше, чем за последний месяц. Я выжата как лимон и физически, и эмоционально. Больше двух часов прошло, как я закрыла за собой дверь квартиры и осталась в полном одиночестве. Папы все еще нет. Со мной только Кира. Что бы я без нее делала? Пожалуй, свихнулась бы сама с собой наедине.
Абсолютно все раздражает и выводит из равновесия. Меня бесит фактура обоев в моей комнате, шторы кажущиеся не уместно яркими, слишком гладкая глянцевая поверхность прикроватной тумбы. Белый свет режет глаза, поэтому я меняю оттенок освещения на более теплый. Кира катается по покрывалу, потягивается, протяжно мурлычет соскакивая с кровати, подбегает к дверному проему.
— Ты есть, наверное, хочешь? — заставляю себя подняться с постели. — Прости меня, я совсем за тебя забыла, — прошу прощения у кошки, подсыпая ей в миску корм. В соседнюю емкость наливаю воду. Она тоже оказалась пуста.
Кира забавно тычется носом в миску, будто пытается раскопать что-то на дне. Наблюдаю за тем, как она хрустит сухим кормом, ловя себя на мысли, что тоже хочу есть. Когда Дровосек нес меня на руках до манежа, я на секунду задумалась о том, что не мешало бы похудеть немного. Это было секундное помутнение. Достаю из холодильника ветчину и сыр. Звонок в дверь отвлекает меня от нарезки бутербродов.
На пороге моей квартиры стоит Тимуровская жена. Как ее там, Роза кажется? Навыдумывают имен. Последнее время я ощущаю себя сварливой старухой. Будто бы мне не девятнадцать, а девяносто один.
— Соли нет! — сходу выпаливаю я, подметив, что она как-то странно мнется и не знает с чего начать. Потом вяло улыбаюсь, откатываясь назад. — Проходи, — она похоже ждала приглашения.
— Мне Ульяна сказала, что ты могла бы мне помочь кое-в-чем.
Интересные дела… Старуха внутри меня достает спицы и пряжу, и начинает вязать, пока она формулирует следующую фразу. Интересно, на нее так влияет мое инвалидное кресло или она в принципе, пришибленная какая-то?
— Понимаешь, я ужин готовлю.
«А я тут причем?» — думаю я, но в слух интересуюсь:
— Что готовишь?
— Утку по-пекински, но с ней мне Уля помогла. У меня другая проблема. Я могла бы съездить в салон, но у меня утка уже в духовке, а Тимур через полтора часа приедет.
— И? — смотрю на нее удивленно.
— Ты не могла бы сделать мне макияж?
— Я? — продолжая удивляться, тычу пальцем себя в грудь.
— Ну да… — пожимает плечами. — Уля сказала, что ты точно можешь.
— Ну ладно, — тоже пожимаю плечами. — Раз Уля сказала…
Силюсь представить себе невестку Тимура. Мы живем в одном подъезде, но почти не пересекаемся. Роза делает шаг мне за спину, собирается взяться за ручки кресла.
— Я сама! — предупреждаю ее, чтобы не прикасалась. Выходит, довольно резко, и она явно тушуется. Мне становятся слегка неудобно за свою грубость. — Мне удобней самой, — пытаюсь исправиться, выдавливаю легкую улыбку.
Роза идет следом, провожая меня до лифта. Мы поднимаемся к ней в квартиру, в нос моментально бьёт запах еды. Маму всегда раздражало, когда в доме пахло готовящейся едой. Наша помощница приносила с собой еду приготовленную дома, у нас готовились лишь легкие овощные салаты, даже запаха яичницы мама не переносила, запрещая мне ее жарить.