Повисло молчание, и все взоры обратились к Алексею: каково его мнение о долине? Молодой князь пребывал в совершенном упоении и лишь несколько минут спустя высказался:
— Не хватает разве что Адама с Евой в этом раю! — воскликнул он наконец, и все рассмеялись и захлопали такому остроумному замечанию.
Полчаса они оставались на смотровой площадке и оживленно беседовали, а когда великий князь обронил, что ему будет не под силу описать отцу всю красоту этого места, Игнасио Сенда торжественно протянул ему свернутый картонный лист.
— Скромный сувенир от нас с супругой.
Это была гравюра, подробно изображавшая долину Юмури. Алексей пообещал повесить ее у себя в покоях и всегда помнить чудесную экскурсию.
До сих пор великодушное солнце начало нещадно палить, русские обливались потом, и губернатор счел за лучшее отправиться к трехэтажному особняку дона сеньора Мануэля Маи, чтобы отобедать. Все его поддержали.
Сирения заметила, как царевич отходит к скале, на которой все еще сидел его безразличный наставник, и что-то ему шепчет. Может, выговаривает за неучтивость? Драгулеску и ухом не повел, упрямо вглядываясь в долину. Не скрывая досады, Алексей развернулся и сел в карету губернатора Андриани.
Экипажи тронулись. Сирения выглянула в окошко, чтобы в последний раз увидеть карлика. Тот внезапно обернулся, одарил ее загадочной улыбкой и помахал на прощание. Сбитая с толку Сирения помахала в ответ.
— Какой он таинственный, этот Драгулеску, — заметила она, откидываясь на сиденье. — Ни с кем не говорил, всех откровенно обдал презрением, и теперь мы уехали, а он остался. Как он вернется в город?
Игнасио не разделял ее тревог:
— Так же, как приехал сюда. Наверное, верхом.
— Что-то я не заметила лошади.
— Это же русские, им без странностей никак, — заключил доктор, пропустив мимо ушей ее наблюдение.
Сирения кивнула и снова высунулась в окошко. От вида сгорбленной фигуры Аркадия Аркадьевича на фоне ясного голубого неба ее прошиб озноб.
Дон Мануэль Маи, миллионер и племянник бывшего генерал-капитана Кубы приготовил гостям обед, достойный не только великого князя, но и самого царя. Они с супругой Исабель предпочли не взбираться на Ла-Кумбре, а остаться дома и следить за подготовкой к пиру.
Когда все расселись за столом, Маи провозгласил тост за главного гостя, а тот, в свою очередь, осушил бокал за природу Матансаса, благородство здешних кабальеро и приятность «волн Юмури». После речей целая армия слуг принялась подавать на серебряных подносах разнообразные мясные и овощные деликатесы. Иностранцы воодушевленно приступили к яствам, в большинстве им незнакомым: тамали, жареные зрелые бананы, маниок с соусом мохо, окра… И все же особым успехом пользовался жареный молочный поросенок с хрустящей корочкой, приправленный чесноком и соком кислого апельсина и начиненный рисом с фасолью. Как почетному гостю Исабель Маи поднесла Алексею Романову поросячий хвостик, и великий князь — из учтивости или от чистого сердца? — объявил, что никогда не едал ничего вкуснее.
После сладкого и кофе все вышли в увитый цветами дворик, под сень фруктовых деревьев размять ноги. Сирения и доктор Сенда под перголой уговаривали домашнего какаду что-нибудь сказать, когда к ним подошел великий князь и отдал честь по-военному.
— Я хотел бы ответить на вашу любезность, — сказал он и извлек из кармана изящную алебастровую шкатулку. — Прошу вас, примите в дар для вашей дочери.
«Дочери! Дочери!» — вдруг зашумел какаду, радостно взмахивая крыльями. Сирения нерешительно глянула на мужа, заручилась его молчаливым согласием, взяла подарок и, сгорая от любопытства, открыла. Внутри оказалась тоненькая золотая цепочка, а на ней — золотой же крошечный шарик.
— Это талисман, — пояснил великий князь. — Шар означает мир, но σφαίρα также, с греческого, — бесконечность и совершенство. Если ваша девочка станет всегда носить его с собой, вселенная будет к ней благосклонна, удача от нее не отвернется, где бы она ни оказалась, и она проживет долгую счастливую жизнь.