Он ответил не сразу:
— Я знаю, малыш.
— Да? — стало неуютно от «я знаю», но затопило нежностью от «малыш».
— Да, — спокойно кивнул он.
— Кто это? — я обошла его и оперлась о столешницу так, чтобы видеть его лицо.
— Я не знаю.
— Мы поэтому убегаем отсюда?
— Мы не убегаем.
Он нахмурился, задумавшись.
— Убегаем, — осторожно интерпретировала его эмоцию.
— Да, — нехотя кивнул он.
— Где же тогда мой отец?
— Я не знаю, Элль, — в его голосе звенело напряжение, и я решила отступить.
Ну, не так уж и плохо. Ничего не взлетело и не разбилось о стенку. Мы по-прежнему рядом, или это иллюзия стала плотней.
Киран обмакнул кусочек мяса в кляре и опустил жариться в масло.
49
Киран обмакнул кусочек мяса в кляре и опустил жариться в масло.
Нереально. Он мне казался просто запредельным… с пальцами в кляре, с его «ты у меня умница» и этой улыбкой. Такой неуместной на фоне хмурого Сиэтла и бардака в наших жизнях.
— Так ты напишешь мне в блог? — улыбнулась я, склоняя голову и заглядывая ему в глаза.
Да, я готова была идти навстречу, «бороться за каждый листик салата на моей тарелке», как сказал Сэлмон. Роковая любовь — это когда не видишь себя больше ни в ком.
— Да, только с условием, — довольно кивнул он. — Ты не будешь подсматривать.
— Как это? — опешила.
— Так, — Киран подцепил вилкой соблазнительный обжаренный кусочек и выложил на тарелку. — Прочитаешь готовое.
Риск, интрига — одной больше, одной меньше! Может, он хочет добраться до моего «отца» в сообщении? Хотя больше мне не писали.
— Идет, — согласилась я.
— А теперь открывай рот, — поставил точку в переговорах.
Он решил воскресить наш ритуал, такой простой и сложный, забытый много лет назад, когда слова были не нужны вовсе. Исключая возможность бегства, прижал меня к столешнице:
— За папу? — растянула губы в улыбке, но он не оценил.
— Элль, за меня и за нас, — возразил серьезно и поднес к моим губам невозможно ароматный кусочек мяса со… сладким соусом.
— Ммм… — зажмурилась я и сразу же почувствовала его губы на своих.
Он собрал ими остатки соуса, разделяя послевкусие, обещая… Что? Я открыла глаза, но увидела лишь его дрожащие ресницы. Меж бровей прорезалась нервная глубокая морщинка, говорящая о том, что он тоже больше не может. Сдается…
Я скользнула ладонями по его плечам, прижимая сильнее, пальцами впилась в кожу. Чем я могла помочь? Я так хотела, чтобы все разрешилось, плохие сгорели в аду и оставили его в покое, дали возможность просто жить, не сжимая кулаки. Может, тогда бы все было по-другому? Он бы вернулся ко мне… или забыл вовсе.
— Элль, что такое?
Я не заметила, как нахмурилась и зажалась, руки скользнули вниз, и я схватилась ладонями за столешницу.
— Ни…
— Не надо мне врать, — его голос словно выстудили, он стал холодным и требовательным.
— Ты обещал дать время, — подняла на него взгляд, пытаясь подменить зарождающуюся истерику равнодушием.
Равнодушие — вообще не мой конек, а вот Истерика была матерой кобылой с разгоном до ста километров в секунду.
— Хорошо, — кивнул он, выпуская, и я направилась в свою спальню.
Слышала, как в кухню вернулся Фейс, они о чем-то тихо говорили. За окном не стихал ливень, улицы Сиэтла погружались в вечерние сумерки. Когда совсем стемнело, Киран вошел ко мне с подносом.
Зажег маленький светильник возле кресла, расставил еду перед окном на полу:
— Подтягивайся, — кивнул.
Я поднялась с дивана, завороженно глядя на отражение светильника в окне и проступающие очертания лица Кирана. Он пристально следил за моим приближением, а когда смог дотянуться, схватил и притянул к себе на колени, с силой сжимая в руках. И я была солидарна — вцепилась в его плечи, выгибаясь, прижимаясь плотней. Каждый сантиметр кожи изнывал от жажды соприкосновения, и я сама стянула футболку, а он — расстегнул лифчик на спине и отшвырнул его в сторону. Я обвила ногами его бедра, и снова выгнулась, чувствуя его желание и все больше желая сама, потянулась к его губам, перенимая инициативу… Действия всегда нам удавались лучше, чем слова. Особенно ему.
Киран умел отдавать и отдаваться, позволяя проявить инициативу, но я не придавала этому большого значения. Просто жадно целовала все, что подворачивалось губам — его скулы, губы, подбородок, спустилась к шее и ключицам, заваливая его на спину. Только ниже пупка двинуться не дал:
— Как-нибудь после душа, — усмехнулся, стягивая с меня шорты вместе с трусами. — С тобой никогда не знаешь, чего ждать…