Произнеся эту загадочную речь, великая вдова как бы предрекла, что дети этих детей, сыновья чуда, однажды станут властителями полумира.
Тогда же Алан-Гоа вручила каждому из своих детей по стреле, приказав их сломать, что они и сделали весьма легко. Затем она протянула им пять других стрел, сложенных в пучок; но сломать его никто не сумел. Объясняя этот урок, мать сказала:
— Пятеро моих сыновей, если вы расстанетесь, вас сломают одного за другим точно так же, как вы справились каждый со своей стрелой. Но если вы останетесь как связанными в один пучок, что сможет разрушить ваш союз?
Слово о Бодончаре
После кончины великой, вдовы ее пятеро сыновей поделили между собой ее стада — главное богатство кочевников, или, точнее будет сказать, четверо забрали себе почти все, не оставив практически ничего самому юному, Бодончару-простаку, по причине этой самой его простоты и потому слабости.
Здесь в древнемонгольском сказании о Бодончаре начинается нечто любопытное. И в самом деле, после повести о Волке и Лани, а затем после очерка о божественном прелюбодеянии древнемонгольский бард вдруг спускает нас с Небес на землю и развлекает рассказом о жалкой судьбе обыкновенного степного грабителя.
Итак, Бодончар-простак, поняв, что в его родной семье с ним никто не считается, решил податься куда глаза глядят. Он взял лошадь, плохую, «жидкохвостую черно-белую кобылу со ссадинами на спине», и пустился наудалую. Он вовсе не рассчитывал с такой клячей в степи на что-либо хорошее: «Умирать так умирать! Живу быть, так быть живу!»
Бодончар спустился по долине Онона и, добравшись до Бальчжун-арала (Грязевый остров), построил себе из тростника хижину. Однажды неподалеку он заметил самку ястреба, клевавшую черную степную курицу, и, сделав из конского волоса петлю, хищницу поймал.
Приручив ястреба, Бодончар стал охотиться на мелкую дичь. Весной, когда гуси и утки тысячами садились на воды Онона, он, загодя поморив его голодом, напускал на их стаи. Так что в течение многих недель охотник и его птица имели мяса вдоволь. Когда пернатой дичи не было, Бодончар, подобно Маугли, приставал к волчьей стае и вместе с ней гонялся то за косулями, то за оленями, то за антилопами или куланами, пасшимися в поречье Онона. «Он подстерегал дичь, которую подгоняли к обрывам; он стрелял ее из лука и делился добычей с ними». Оставленное волками он доедал сам или кормил этим своего ястреба.
Суровое житье монгольского Маугли было нарушено пришельцами. На его земле осела орда, вышедшая из бассейна реки Тунгелик (скорее всего то была нынешняя Хара, впадающая в Онон севернее Урги). Поначалу Простак с ними ладил. Каждый день, возвратившись с ястребиной охоты, он шел к соседям за кобыльим молоком, и те ему не отказывали. Нравы новоселов были дикими, и Бодончар (впрочем, как и пришельцы) не задавал им нескромных вопросов об их расе и происхождении. Вечерами он благоразумно возвращался в свою хижину.
Однако старшему брату Бодончара, носившему имя Бугу-Хадаги, не терпелось знать, что с ним стало.
— Тот, кого ты ищещь, — сказали ему люди, пришедшие с Тунгелика, — живет недалеко от нас. Каждый день он приходит за кобыльим молоком, но ночью скрывается. Когда дует северо-западный ветер, перья диких гусей, сбиваемых его ястребом, летают по округе, точно снег во время пурги. Скоро ты его увидишь.
Действительно, прошло совсем мало времени, и Бодончар появился.
Братья узнали друг друга, обнялись и поехали по-над Ононом, мирно беседуя. По ходу разговора Бодончар трижды произнес следующую загадочную фразу: «Брат, а брат! Добро человеку быть с головой, а шубе — с воротником». Объясняя брату ее смысл, он сказал, что у племени, по соседству с которым жил, нет вождя и потому они терпят все невзгоды, связанные с безвластием.
— Они не отличают головы от копыта. Для них все едино.
И, забыв, что эти люди, каждый день кормя его молоком, спасли ему жизнь, Бодончар, как настоящий степной разбойник, добавил:
— Давай-ка мы их захватим!
Предвкушая хорошую добычу, Бугу привел изгнанника в семейное стойбище, где три других брата тоже похвалили Бодончара за предлагавшийся им набег. Удальцы вскочили на лошадей и поспешили к хижине Простака, не отставая от него ни на шаг.