Озеро Колен, куда впадает Керулен, представляет собой все более истощающийся водоем с топкими берегами. Во время разлива оно сообщается с Аргунью через протоку, пересыхающую в остальное время года. Но одновременно оно питается водами реки Уршиун, служащей дренажным каналом для другого озера, находящегося южнее, именуемого Буир-нор и подпитываемого рекой Халхой, стекающей по лесистым склонам Большого Хингана. Весь этот район представляет собой, вообще говоря, полупустыню с редкими солеными озерами и болотами. Чем ближе к продольной цепи Хингана, тем больше растительности и гуще травы, достигающие груди человека и зеленеющие даже в августе. В степи то там, то здесь встречаются ивняковые, карагачевые, березовые и тополиные рощицы. Что касается Большого Хингана с его остроконечными вершинами, достигающими двукилометровой высоты, то его сплошь покрывают густые леса, где, как в монгольской тайге, главенствует лиственница.
Весь этот край, начиная с места впадения Керулена в озеро Колен и кончая Хинганом, служил обиталищем для татар, долгое время считавшихся, подобно маньчжурам, народом тунгусской расы, хотя в действительности они имеют чисто монгольские корни. Племя это древнее, поскольку упоминание о нем имеется в тюркских надписях, обнаруженных на Орхоне и датируемых VIII столетием. Татарские колдуны, похоже, славились. Иначе не прислали бы к больному Хабулу одного из них. Правда, несмотря на все усердие шамана, несчастный умер. Родственники усопшего увидели в этом злой умысел татарина и, догнав его, убили. Единоплеменники ведуна, желая отомстить обидчикам, среди которых значились и сыновья Хабул а, схватились за мечи. Эта борьба между единокровными не так уж безынтересна. В самом деле, разве не любопытно знать, принадлежала ли гегемония в монгольском обществе племенам, жившим на Хэнтэе и Ононе, или тем, кои обретались в низовьях Керулена и на озере Буир? Самих кочевников ответ на этот вопрос заинтересовал еще в эпоху Чингисхана, и его окончательный вариант был дан именно Покорителем Вселенной. Пока же ссора занимала только пекинский двор, «Золотого царя», видевшего в ней возможность столкнуть лбами одних кочевников с другими и тем самым остановить их экспансию. Поскольку монголы казались более опасными, Пекин решил, что в сложившихся обстоятельствах разумнее было бы поддержать татар.
Догадывался ли хан Амбагай о ненависти к его народу, вызванной убийством волхва? Возможно, ему представлялось, что инцидент был исчерпан. Возможно, он надеялся разрушить альянс татарских племен, заключив союз с одним из них. И в самом деле, он даже просватал свою дочь за вождя татар-айриудов и буйрудов, скитавшихся в поречье Уршиуна, между озерами Колен и Буир. Однако врагов это не успокоило. Когда он, ничего не подозревая, ехал с дочерью к жениху, другое татарское племя, а именно чжуины напали на него и под надежной охраной доставили «Золотому царю». Должно быть, пекинский двор был очень недоволен монгольскими грабежами, если так свирепо расправился с пленниками: хан Амбагай был прибит гвоздями к деревянному ослу. Такой же казни подвергся и старший сын покойного хана Хабула по имени Окин-Бархаг, тоже схваченный татарами и переданный «Золотому царю».
Подобные зверства не забываются. Перед смертью Амбагай успел послать гонца (Балагачи из рода бесут, как уточняет монгольский бард) к Хутуле, самому энергичному сыну Хабула, а также к собственным детям. «Меня, верховного вождя монгольского народа, взяли в плен татары, когда я вез к ним свою дочь. Да послужит мой пример вам уроком! А теперь отомстите за меня, не щадя ни ногтей своих, ни всех десяти пальцев, стреляя из луков!»
Так в монгольских сердцах копились обиды, за которые Чингисхан и его сыновья заставили-таки заплатить кровью сначала последнего татарина, а затем последнего «Золотого царя».
Монгольский Геракл
После казни Амбагая собственно монголы и их братья тайчжиуды приступили к избранию нового хана, собравшись на вече в Хорхонах-джубуре, лесу, росшем по берегам Онона. Большинство голосов было отдано Хутуле, третьему сыну хана Хабула. Выборы стали поводом для празднества с плясками и пиром. В сени дремучего Хорхонах-джубура они «плясали до тех пор, пока их чресла не оказались в канавах, а колени в пыли». Руководил этими ритуальными танцами, вероятно, сопровождавшимися тотемическим маскарадом, еще бытовавшим у таежных народов, новоизбранный хан.
Если верить описанию, имеющемуся в легенде, Хутула, этот последний в дочингисовом периоде государь, был ужасен, являя собой некоего монгольского Геракла, полуживотного-полу божество. Еще долго после его смерти сказители воспевали силу его голоса, звучавшего в горных ущельях подобно грому, и мощь его рук, подобных медвежьим лапам, которыми он ломал людей так же легко, как деревянные стрелы. «Они рассказывали, что зимними ночами он спал голым у костра из цельных деревьев, не чувствуя ни головешек, ни искр, падавших на него, принимая полученные ожоги за укусы насекомых. Каждый день он съедал по барану и выпивал по бурдюку кумыса».