— Я монгол, но… — он сделал паузу, — но китайской национальности.
Для того чтобы пояснить свою мысль, он рассказал историю своего имени. Джоригт — достаточно простое имя по-монгольски, оно легко транслитерируется по-английски. Но китайские знаки односложные, каждый оканчивается на гласный или на «н», и поэтому невозможно соединять две согласные. Для того чтобы изобразить свое имя по-китайски, он должен как можно точнее передать звуки своего имени на монгольском. Получается что-то вроде Дже-Ри-Ге-Ту. Ну, это же со всей очевидностью не китайское имя, но оно делает его китайцем, потому что может быть написано и произнесено по-китайски. Из всего этого следует, что, какой бы смесью национальностей он себя ни чувствовал, для китайцев он китаец.
Такова, в сущности, китайская позиция по вопросу о национальной идентичности. Раз вы попадаете в китайскую сферу, в глазах китайцев вы становитесь китайцем. Джо-ригт — китаец, а раз так, то и Чингисхан тоже, и никаких больше разговоров.
Какое отношение ко всему этому имеют слова «войска Внутренней Монголии»? Ответ совершенно убедителен, но вам придется внимательно проследить за моими рассуждениями. Когда-то Монголия и Китай составляли одно целое под властью монголов, которые в силу этого фактически стали китайцами. Прошло время, и Монгольская империя распалась, а Китай уменьшился. Внешняя Монголия — Монгольская Народная Республика, как она стала называться, к несчастью, выпала из семьи в начале XII века, когда Китай был слабым. Но монголов во Внутренней Монголии, которая все еще часть Китая, больше, чем в самой Монголии, которая не является частью Китая. Таким образом, с точки зрения исторической реальности правильнее называть всех монголов «внутренними монголами», потому что для китайцев монголы происходят именно оттуда. Так что войска, захватившие Си Ся в XIII веке, были «внутренними монголами».
У этой проблемы есть еще одно измерение. Территория Си Ся занимала территории нынешних Синьцзяна, Ганьсу, Нанси и Внутренней Монголии, в отношении которых ни кто не усомнится, что это части Китая. Если бы тангуты были сегодня с нами, они, как и Чингис, и Джоригт, были бы китайцами, невзирая на то, что их язык родствен тибетскому, что они, победив китайцев, основали собственное государство и что они фактически прекратили свое существование или были абсорбированы задолго до того, как на свет появился единый Китай. В конце концов с лица земли их стер один из китайских народов, т. е. монголы. Это значит, что они неоспоримая часть великой семьи Китая, которая сложилась после 1949 года. Таким образом, безжалостно эксплуатируя суждения задним числом, можно рассматривать длительную борьбу за контроль над Внутренней Азией между тремя отдельными национальностями как небольшую размолвку между членами одной семьи.
Фотография во всю стену с изображением 56 национальностей, живущих в Китае, как бы ставит точку музейной экс позиции и подводит черту под всей этой историей. Гид ответил на мой само собой разумеющийся вопрос: «Эта фотография говорит нам, что среди 56 национальностей нет тангутской национальности. Но тангутская национальность влилась в эти народы. Сегодня все национальности сближаются и делают нашу страну все более прекрасной».
Официальным подходом к проблеме меньшинств нельзя не восхищаться. Все, за исключением одной, национальности из 56 составляют всего лишь 5 процентов населения страны, подавляющее большинство населения ханьцы, но каждая из этих национальностей теоретически имеет гарантированный голос, язык и культуру. Национальным меньшинствам предоставляется возможность воспринять более широкую культуру, что во все века было проблемой приграничных регионов и в судьбе мигрантов и что в наши дни в еще более обширном числе ситуаций повторяется в мире перемещенных меньшинств. Но ханьская исключительность поднимает много вопросов, особенно что касается истории. Восстановление исторических границ или захват новых районов стирает с лица земли приграничные культуры, которые с трудом вписываются в китайский контекст. Тибет тому самый яркий пример. В случае тангутов мы видим весьма странное искажение исторической правды, когда задним числом китайцами делают единственный некитайский на род, которым до той поры, пока он сам не создал собственного царства, правили ни кто иные, как тибетцы.
И в распространении понятия бывших китайских подданных на население, проживающее в современных границах других государств, таится скрытый политический смысл. Часть Маньчжурии, которая теперь принадлежит России, в то или иное время была китайской (или, по крайней мере, ляо или цзинь, что в китайском понимании одно и то же). Отсюда, в случае, если российский контроль над этой территорией ослабеет, возникнет весьма интересная ситуация.