* ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. КОНЕЦ ЧИНГИЗ-ХАНА *
Глава первая. ЧИНГИЗ-ХАН ПРИКАЗАЛ ПОВЕРНУТЬ КОНЕЙ
После смелого бегства султана Джелаль эд-Дина Чингизхан послал испытанных полководцев Бала-нойона и Дурбайбагатура в Индийскую страну в погоню за султаном. Они промчались по разным дорогам, но не нашли его следов. Производя по пути погромы, монголы сожгли города, которыми владели союзники Джелаль эд-Дина, ханы Аграк и Азам-Мелик. Наделав плотов и нагрузив их катапультами и круглыми камнями, годными для метания, монголы спустили плоты вниз по реке Синду и прибыли к городу Мультану. Там они начали обстреливать этот богатый город из камнеметных машин. Неприступные стены, постоянно прибывавшие новые индийские войска и невыносимая жара заставили одетых в овчины монголов прекратить осаду и вернуться в горы к Чингиз-хану. Великий каган спасался от жары среди высоких горных хребтов в селении, окутанном облаками, и как будто забыл обо всех военных делах. На вечерних пирах Чингиз-хан слушал сказочников и певиц, певших персидские и китайские лесни. Новые танцовщицы, только что прибывшие после двух лет пути из китайской столицы, разодетые в золотистые шелковые одежды, бегали по темно-лиловым афганским коврам. Они показывали искусство танца, размахивая длинными рукавами, подражая полету ширококрылых птиц, или, свиваясь клубками, как змеи, разворачивались и кружились в хороводах. Здесь заболели маленький сын Чингиз-хана Кюлькан и его молодая мать Кулан-Хатун; оба лежали на шелковых подушках, покрытые шубами, и жаловались то на озноб, то на жар. Чингиз-хан каждый день приходил к больным, совал им в рот кусочки сахара, сидел рядом и спрашивал, где сегодня болит? Кулан-Хатун плакала и жаловалась на боли во всем теле. - Это духи здешних гор мучают тех, кто остается в этом злом месте,говорила она.- Ты видел, какие туманы подымаются из глубины ущелий? Это души убитых твоим войском младенцев. Я и маленький Кюлькан умрем здесь. Только вода голубого Керулена вылечит нас. Отпусти нас обратно в родные монгольские степи. Чингиз-хан сердился: - Одна без меня ты никуда не уедешь. А я должен раньше завоевать вторую половину вселенной. Кулан-Хатун плакала еще сильнее. Чингиз-хан послал за великим советником, китайцем Елю-Чу-Цаем. Тот пришел немедленно с большой книгой в руках. Увидев его, Кулан-Хатун вскочила, вырвала книгу, бросила на ковер и сама легла на нее. - Сейчас мы узнаем, что скажет небо - сказал Чингиз-хан. - Я не хочу знать, что будет со мной,- отвечала Кулан.- Будет то, что я захочу. А я хочу вернуться на берега Керулена, и все в нашем войске этого хотят... Чингиз-хан подымал и опускал брови, сопел и, наконец, сказал: - До сих пор не было таких противников, которых бы я не побеждал. Теперь я хочу покорить смерть. Если ты, беспечная и непокорная Кулан-Хатун, будешь рядом со мной, смерть тебя не коснется. Если же ты от меня уедешь, то тайный яд в угощенье -или стрела, ударившая из темноты, унесут тебя за облака...- Затем Чингиз-хан обратился к Елю-Чу-Цаю, мудрейшему из его советников: - Ты обещал доставить мне шаманов, колдунов, лекарей и мудрецов, знающих изготовление напитка, дающего бессмертие. Почему я до сих пор их не вижу? - За ними посланы надежные люди, и все они должны скоро сюда явиться. Но ты идешь с войском так быстро и так далеко, что все эти знающие люди не могут поспеть за тобой... Чингиз-хан видел, что Кулан-Хатун продолжает все сильнее хворать и быстро исчезает ее цветущая красота. Маленький сын ее Кюлькан тоже по-прежнему лежал рядом с матерью, исхудавший и побледневший. Тогда каган стал проявлять беспокойство и ни в чем не находил утешения. Он часто говорил о смерти и спрашивал у лекарей средство для продления жизни. Многие предлагали чудодейственные напитки. Чингиз-хан приказывал этим лекарям самим принимать их лекарства, а затем рубил им головы, наблюдая, не останутся ли они живы? Особую удрученность каган стал выказывать после сражения монголов у крепости Балтан, когда неприятельская катапульта попала стрелой, большой, как копье, в Мутуганга, любимого внука, сына Джагатаева. Ему продстояло стать главным ханом мусульманских земель, а от случайной стрелы Мутуган скончался. Тогда Чингиз-хан убедился, что смерть наносит удары, точно слепая верблюдица бьет ногами: в одного попадет - и он дух испустит, другого минует - и будет жить он до старости. Чингиз-хан так рассвирепел из-за кончины внука, что приказал взять Балтан немедленно. Войско, проломав стену, ворвалось в город и все предало мечу. Чингиз-хан повелел, чтобы воины никого в плен не брали; всю местность превратил в пустыню, чтобы ни одно творение там не жило. Имя этому месту дали "Мау-курган", что значит "Холм печали". С тех пор никто там больше не селился, и земля осталась необработанной. Целыми днями Чингиз-хан сидел около своего желтого шатра, поставленного на вершине горы над обрывом. Под ногами темнели ущелья, казалось, не имевшие дна. Он видел угрюмые хребты и снежные вершины, уходившие в туманную даль, иногда требовал к себе опытных проводников и расспрашивал их о самых кратких путях через Индию и Тибет в монгольские степи. В лагере воины, обремененные богатой добычей, говорили только о возвращении в родные кочевья. Но никто не решался заявить об этом грозному кагану. Никто не знал его истинных дум, никто не мог предвидеть, какой завтра будет его приказ,- повернет ли он войско в обратный путь, или же двинется снова в поход, и не придется ли еще много лет скитаться по разным странам, в дыме пожаров истребляя встречные народы. В войсках уже слышался ропот из-за долгой стоянки в теснинах афганских гор, где мало корму лошадям. Тогда Кулан-Хатун, желая убедить кагана, что пора возвращаться на родину, пошептавшись с великим советником, китайцем Елю-Чу-Цаем, придумала сказку. Елю-Чу-Цай научил двух смелых нукеров рассказать ее Чингиз-хану. Эти два монгола явились в ставку и потребовали свидания с Чингизханом, говоря, что имеют сообщить ему нечто весьма важное и чудесное. Елю-Чу-Цай провел их к Чингиз-хану, и они рассказали: - Заблудившись в горах, мы увидели одного зверя, который имел подобие оленя, зеленый цвет, конский хвост и один рог. Этот зверь прокричал нам по-монгольски: "Вашему хану надо вовремя возвратиться в родную землю". Чингиз-хан выслушал сказку спокойно, но приподнял одну бровь и стал пристально рассматривать стоявших перед ним на коленях багатуров. - В тот день, когда вам показался чудесный зверь, много ли вы пили кумысу? Багатуры поклялись, что они были бы рады выпить, но в этих голых скалах не только кобылье, но даже козье молоко достать трудно, и в доказательство верности слов подымали большой палец. Чингиз-хан обратился к Елю-Чу-Цаю: - Ты знаешь мудрейшие книги, в которых открыты все тайны земли, моря и неба. Читал ли ты сказание о таком звере? Елю-Чу-Цай принес большую книгу с чертежами и рисунками разных зверей, рыб и птиц вселенной, перелистал ее и сказал: - Такой редкий зверь называется "мудрый Го-Дуань", и он понимает языки всех народов. Его речь к нашим двум багатурам означает, что в мире происходит чрезмерное кровопролитие. Ныне уже четыре года, как твое великое войско покоряет западные страны. Поэтому вечное великое небо, гнушаясь беспрерывными убийствиями, послало зверя ГоДуаня объявить тебе, государь, свою волю. Покажи покорность небу и пощади жителей этих стран. Это будет бесконечное счастье для тебя, иначе на тебя разгневается небо и поразит молнией. Так объясняет эта древняя книга китайских мудрецов. Елю-Чу-Цай говорил торжественно и важно, точно жрец, читающий молитву, а Чингиз-хан, прищурив один глаз, смотрел на своего советника. Потом он перевел взгляд на багатуров, покорно стоявших перед ним на коленях, и подозвал к себе сперва одного, а потом другого. Наклонившись, он прошептал им что-то на ухо, и каждый шепотом же ему ответил. Тогда каган, весьма довольный, разрешил багатурам удалиться и приказал дать им кумысу, сколько каждый из них сможет выпить. - Эти багатуры сметливы и находчивы,- сказал каган своему советнику,- их следует возвеличить. Я спросил их по очереди, каким шагом прошел зверь Го-Дуань. И один сказал, что он бежал рысью, а другой - что шел иноходью. Ни один даже совсем пьяный монгол, взглянув на бегущего зверя, так не ошибется. Но я понял сегодня, что войско устало воевать, что в нем растет тоска по родным степям, и поэтому объявляю, что, согласно воле неба, приславшего мне, своему избраннику, чудесного зверя Го-Дуаня, я поворачиваю войско в обратный путь и направляюсь в родной коренной улус . На другой день, узнав о решении Чингиз-хана, все монгольские воины радовались, пели песни и готовились к походу. Первоначально Чингиз-хан думал пройти через Индию и Тибет и с этой целью отправил посольство в город Дели к индийскому царю Ильтутмышу. Но путь через горы был еще завален снегами, а царь медлил ответом и стягивал войска, поставив во главе их Джелаль эд-Дина. Между тем из Монголии прибыли донесения о новом восстании всегда мятежных тангутов, а вычисления по звездам его советника Елю-Чу-Цая и гадания шаманов не советовали кагану идти через Индию. Тогда Чингиз-хан решил идти обратно тем же длинным путем, каким пришел. По его приказанию население стало расчищать от снега горные перевалы, и в начале весны монгольское войско двинулось в путь.