Вдоль стены (здесь грязная штукатурка - там узорная веселая лепнина) стояли кресла для студентов, ожидающих преподавателей, друг друга или дополнительных занятий. Одно кресло на добрую треть перекрывало мою дверь; очевидно, его выдвинула девушка, которая сейчас сидела, наклонив голову, и что-то писала в блокноте. Головная боль у меня была такая, что глаза лезли на лоб. Я ударился коленом об угол кресла (дешевая сосна, растрескавшийся лак - мореный дуб, ручная работа). В глазах прояснилось, но от боли в колене я чуть не взвыл.
- Не хотите ли освободить проход, мисс?
- Извините.
Она даже не подняла голову, продолжая записывать.
- Отодвиньте чертово кресло!
Она рывком передвинулась, не поднимая глаз от блокнота. Кресло грохнуло, звук отозвался болью в черепе. Сидящая рядом с ней другая девушка мило улыбнулась и, словно извиняясь, развела руками.
Я с трудом выдавил:
- Вы ждете меня? Хотите поговорить о занятиях?
- Нет, - буркнула девушка, не подняв головы.
Она так и не посмотрела на меня. Странно, это чересчур грубо даже для самых безнадежных студентов. Пожав плечами, я двинулся вперед, мельком взглянув на лист ее блокнота.
Бумага сплошь исписана числами: таблица биномиального распределения вероятностей при подбрасывании монеты, где переменная "x" соответствовала вероятности "n" выпадений орла, поделенной на вероятность одинакового числа выпадений орла и решки. Колонки аккуратно озаглавлены. Девушка вписывала числа так быстро, как успевала рука у собеседницы, до семи знаков после запятой. Феноменальная память или невероятная способность к быстрому счету?
- Большинству людей это не по силам! - не сдержался я.
- Наблюдение, оскорбление или комплимент?
Я мог видеть только затылки обеих девушек: светлые, прямые и грязные волосы у собеседницы, пушистые золотые волны у другой. Не дождавшись ответа, она сказала:
- Если это все-таки наблюдение, то мой ответ: сама знаю.
Головокружение началось снова.
- Если оскорбление, ответ другой: я не "большинство"!
Мне пришлось упереться рукой в стену, чтобы удержать равновесие.
- А если комплимент, то спасибо.
Коридор пульсировал. Студенты накатывались на меня, все 64, но я должен учить только половину, именно тех, которых я не хотел учить. Ибо они извращенные и деформированные версии того, чем им следовало быть, и я не могу их учить, потому что презираю их. За то, что они не такие, какими следовало быть. За то, что они лишают меня внутреннего равновесия, тонкого метафизического слуха, сопрягающего реальный мир с идеальным. И уводят от числа Файгенбаума к своим версиям, в которых прекрасное вытесняется буйством хаоса... Я тяжело оперся о стену, глотая воздух. Девушка взглянула на меня, вскочила:
- Эй! Вы в порядке?
У нее было тощее костлявое лицо, слишком широкий рот - и тонкое личико с розовыми благородными губами. Но в основном я видел глаза. Они смотрели с вежливым участием, затем взгляд перешел на стену за моей спиной, вернулся, и тогда по мне, подобно бензиновому пламени, прокатилась судорога. Девушка протянула руку, чтобы поддержать меня, но взгляд ее снова уперся во что-то там, позади - так всегда уходил и мой взгляд, если только я не смотрел в зеркало. Ее неудержимо влекло к тому, чего я никогда не видел: к другому Джеку, мерцающему на фоне стены, к идеальной личности, до которой мне было бесконечно далеко.
- Это действует на тебя как-то иначе, - говорила Майя, сидя за чашкой кофе в студенческой столовой. Вот у меня не бывает тошноты или головокружения. Я просто впадаю в ярость. Так все это дерьмо выматывает!..
Я согласился пойти в столовую только потому, что сейчас здесь не было почти никого. Она сидела напротив меня, а за ней - другая Майя, с прекрасным лицом и зелеными глазами, полными надежды на то, что мы сумеем разделить нашу судьбу, что я, возможно, смогу покончить с ее одиночеством. Но у реальной Майи как будто не было надежды. Она казалась яростной, именно такой, как о себе говорила.
- Джек, в восьми случаях из десяти люди могут перейти в свое идеальное "я" или подойти много ближе, если хоть попробуют, черт их побрал! Они просто слишком ленивые или зачуханные - силы воли этим козлам не хватает!
Я отвел глаза и нерешительно ответил:
- Для меня главное, что это нечестно - такая ноша. Кажется, так. Я вижу идеальное, и это во вред всему, что я всю жизнь хотел сделать.
Кроме математики.
Майя прищурилась и возразила:
- Нечестно? Почему? Плюй на все это, не бери в голову!
- Думаю, это несколько сложнее, чем...
- Нет. Все очень просто. Делай то, что хочешь делать. И не скули!
- Я не...
- Скулишь. Вот что: не позволяй двойному зрению тебе мешать делать все, что захочется. Я не позволяю, и все в порядке!
Взгяд ее излучал свирепую воинственность, но за ее спиной другая Майя смотрела на меня с сочувствием.
- Майя, но я и пытаюсь заниматься тем, чем хочу. Математикой. Диссертацией. Преподаванием.
Не особо-то я хочу этим заниматься, честно говоря...
- Хорошо, - фыркнула она и взглянула поверх моей головы. - Двойное зрение не должно брать над нами верх, если мы против этого.