Все это для Камиля было не ново. До войны он побывал на военных сборах, тогда ему казалось, что полученные знания были недостаточными. И когда началась война, считая себя человеком без военной подготовки, стал ходить на организованные Осоавиахимом военные занятия. На досуге изучал уставы, читал очерки, рисующие эпизоды войны, углублялся в особенности современной военной тактики.
А переживания, патриотические чувства?.. Камиль понимал, что не бояться смерти — это еще не все. Ведь коммунист не средневековый рыцарь, — если он идет на смерть, то не ради позы. Нет, если уж умираешь, то умирай подороже, чтобы за одного тебя заплатили жизнью тысячи врагов. Как кацитан Гастелло…
Камиль поставил перед собой задачу — изучить какой-нибудь вид оружия в совершенстве. Какое оружие выбрать? Над этим ему не пришлось долго ломать голову — еще во время сборов у него возник интерес к пулемету «максимка». Но когда оказался в лагере, понял, что изучаемые здесь предметы ему достаточно знакомы — в помощь командиру его даже назначили обучать стрельбе из пулемета отделение новобранцев. И он понял, что не так уж плохо подготовлен для боевых действий. Что ж, можно и на фронт…
— Ты прав, Фуат, — сказал Камиль серьезно. — Я решил наконец похлопотать о себе…
Фуат сразу оживился:
— Конечно! Я же говорил…
— Постой, я не досказал: сегодня я подаю рапорт с просьбой отправить меня на фронт с первым маршевым батальоном.
Фуат разинул рот.
— Буду требовать. А ты как хочешь, Фуат. Я тебе пробовал дать хорошие советы. Напоследок скажу: не думал, что ты такой трус. Двадцать четыре года мы жили в советских условиях, надо хоть немного быть советским патриотом. В тебе этого качества я не вижу…
Фуат смутился.
— Ты ошибаешься, — пробормотал он.
— Если ошибаюсь, буду рад. Запомни, Фуат: какие бы трудности мы сейчас ни переживали, война окончится нашей победой. Только так.
— А если выйдет не так?
— Буду бороться, чтобы вышло так.
В эту минуту из-за палатки выбежал молодой красноармеец и, увидев Камиля, высоким, пронзительным голосом крикнул:
— Ибрагимов, живо! К тебе пришли.
Камиль, не торопясь, пошел навстречу.
— Кто?
Солдат с озорным видом подмигнул Камилю:
— Пришла замечательная дивчина. Во!
— Кто такая?
— Не сказала. Говорит: «Придет — увидит».
— Где она?
— Там, на опушке леса. Там их целый базар.
Хотя Камиль старался казаться спокойным, сердце у него забилось. Его мало интересовало, кто приехал. Кто бы ни был, должен привезти известия о Сании, Это главное.
3
Красноармеец сказал правду: на опушке леса действительно было нечто похожее на базар. На вытоптанной, пыльной траве толпились пестро одетые женщины с узелками, с корзинками, с сумками. Некоторые из них ходили с вызванными солдатами по лесу, некоторые парами стояли под березами или сидели на траве в стороне от людей. А многие выжидательно смотрели на городок солдатских палаток; каждого солдата, идущего оттуда, встречали сотни глаз.
Камиль подошел к березовой опушке и смутился под взорами женских глаз. Не видя ни одного знакомого лица, он нерешительно замедлил шаги. Кто же его вызывал? Или подшутили над ним?..
Но из толпы вышла девушка в белой шляпе с широкими полями.
— Камиль-абый!
— Миляуша! Вот умница! — Камиль взял ее руки в свои и долго не отпускал.
— А я вас едва узнала, Камиль-абый. Вы совсем… как вам сказать… — Миляуша критически оглядела своего директора.
На Камиле была старая, побелевшая от солнца гимнастерка, залатанные на коленях брюки, на голове видавшая виды пилотка, на ногах заношенные ботинки с обмотками. Черные волосы были наголо острижены, а лицо на ветру и солнце почернело, и бывший директор школы выглядел теперь рядовым в самом обычном смысле этого слова.
— Может быть, ты думала, что увидишь меня в новенькой форме офицера? Ничего, Миляуша! Это старье только в лагерях носят, перед отправлением на фронт выдадут новое.
Увидев любимого учителя в столь неприглядном обмундировании, Миляуша действительно почувствовала обиду за него. Но, заметив, что Камиль по-прежнему держится независимо, тут же забыла об этом.
— Нет, Камиль-абый, — сказала она, смеясь, — вы, оказывается, все такой же.
— А зачем мне меняться, Миляуша?
Отделившись от толпы, они пошли к лесу и остановились под толстой березой.
— Ну как дела, Миляуша?