Павлик вышел и встал перед отцом:
— Папа, я не трус!
— Павлик?1 Ты?..
Все бросили работу. Наступила тишина. Казалось, даже лошади насторожились.
Павлик ждал, что отец сейчас возьмется за него. Хорошо, если дело обойдется без подзатыльников. Но Захар Петрович, — или оттого, что был очень поражен, или же рассчитывая заставить Павлика сказать всю правду, — против ожидания, заговорил благодушно:
— Ты что, в разведчики пошел? Да? Следить за нами? Ишь, следопыт выискался!
— Я не знал, что вы едете сюда.
— Не ври, сынок!
— Нет, папа. Я один пришел в лес, и я не трус.
Пропустив без внимания эти слова, отец продолжал допрос:
— Говори, кто тебе сказал, что мы собрались ехать в лес? Кто научил следить за нами?
— Никто, папа! Никто не говорил, и я не знал об этом.
— Так. А где твой товарищ?
— Какой товарищ? Я один…
— Говори правду, не бойся.
— А я и не боюсь.
— Не боишься? А знаешь, что ты сделал?
— Что я сделал?
— Ты узнал то, что тебе не следовало знать. И ты за нами следил. Кто тебя послал?
Павлик чуть не заплакал от обиды.
— Говорю же, никто! — крикнул он запальчиво. — Я сам хочу быть партизаном. — Сказав это, Павлик уже не смог удержаться, слезы брызнули из его глаз.
— Так ты хочешь быть партизаном? — спросил его Прохор.
— Конечно, хочу. И буду!
И Павлик рассказал, как учился не бояться, как в темные ночи один бродил по лесу.
— Дурак! — сказал отец.
Но это оскорбительное слово прозвучало у него совсем не сердито, словно он хотел сказать: «Молодец!»
Люди, стоявшие около ямы, добродушно рассмеялись. Легко стало и Павлику.
Но отец тут же распорядился.
— Ладно! — сказал он отвердевшим голосом. — Прохор, твоя телега освободилась, езжай домой. Увезешь кстати и этого сопляка. Я с ним завтра как следует поговорю. А мы переменим место…
6
На следующий день отец подозвал Павлика.
— Иди-ка помоги мне. — Связав пеньковые пряди, он собирался вить веревку. — Крепче держи!
Павлик молча взял концы.
— Ну, выспался, «партизан»?
— Выспался, — тихо ответил Павлик.
Отец сложил веревку вдвое и, соединив концы, начал скручивать ее снова. Павлик с удовольствием смотрел, как красиво и плотно вьется у отца веревка. Попросить бы сплести кнут! Да разве сплетет? Еще в прошлом году просил, не сплел. «Учись сам!» — только и сказал. Правда, Павлик и сам умеет плести, только у него так не получается, как у отца.
Отец долго работал молча, только изредка поглядывая на сына. Наконец заговорил.
— Тебе придется уехать, парень, — сказал серьезно, как говорят взрослому.
— Куда?
— Где спокойнее. Может, на Урал или в другое какое место… Детей из колхоза отправляем.
Павлик встревожился:
— Зачем?
— Здесь оставаться опасно, сынок. Фашисты идут.
— А вам разве не опасно?
— Мы взрослые. Нам стыдно, сынок, оставлять свое село. А ты еще маленький. Тебе надо учиться. Там будешь ходить в школу.
Павлик не знал, что ответить отцу. А разве он не может стать партизаном? Ведь он тоже готовился!..
Он понял, что отец, а с ним и другие колхозники готовятся к борьбе с фашистами. Они приготовили место в лесу для пратизанского лагеря, если окажется так, что придут немцы…
Наверное, отец решил отправить меня потому, что я узнал тайну. Дескать, если попаду в руки врага, не выдержу, испугаюсь, расскажу врагу и провалю все дело…
Павлик едва сдержал слезы.
— Я не поеду, — тихо, но твердо ответил он.
Отец отозвался не сразу. Он был занят своим делом — не спеша достал ивовую палку и затянул на ней петлю. И только после этого сказал:
— Поедешь, сынок!
С озорным выражением на лице он взмахнул палкой, и веревка щелкнула в воздухе, словно кто выстрелил. В руках отца был самый настоящий кнут, замечательный, крепкий кнут с узлами на конце, с выгнутым кнутовищем!
— Ну как, хорошо?
Павлик молчал, ему было не до кнута.
— На, бери!
Павлик взял протянутый отцом кнут.
— Зачем мне кнут? — спросил он.
— Как зачем? Ведь сам просил. А я тебе обещал. Пригодится.
Павлик отшвырнул кнут в сторону и сдавленным от слез голосом закричал:
— Не надо мне кнута! И я никуда не поеду! Ни за что не поеду. Вот увидишь!..
Отец неторопливо поднял кнут и молча повесил его на деревянный гвоздь на стене амбара.
— Думаешь, я не могу хранить тайну? Разве Павлик Морозов был большим?.. Я тоже ничего не боюсь. Не поеду — и все! Если насильно отправишь, убегу! — плача навзрыд, повторял Павлик.