1
Каждый день перед Башкирцевым возникали новые задачи.
Вот он один сидит в своем кабинете. В учреждениях города еще не начинали работу. Его никто не тревожит звонками, он спокойно перелистывает листы большого блокнота, где записаны замечания по поводу выступлений товарищей на заседании бюро. Взгляд Башкирцева остановился на имени Сании.
«Школьную работу считаю равнозначной строительству новых железных дорог, поискам полезных ископаемых…»
Башкирцев одобрительно улыбнулся:
— Правильно! Все ли работники просвещения понимают дело так?..
В тот же вечер, когда в школах была закончена работа, в кабинете Башкирцева собралось около полусотни учителей, в большинстве женщины. Были тут и директора школ, и заведующие учебной частью.
— Много говорить не приходится, товарищи, — сказал им Башкирцев. — Положение в стране требует отдавать все силы на помощь фронту. Поэтому, возможно, мы недостаточно уделяем внимания делу просвещения и особенно делу школьного обучения. Некоторые из вас могут подумать, что школьные дела сейчас стоят на втором плане. И в самом деле кое-кто думает так…
Башкирцев привел факты, свидетельствующие об ослаблении дисциплины в ряде школ. Указал на то, что не все дети ходят в школу.
— Хочу сказать, что, если с нашей стороны контроль ослаб, значит, ответственность в этом деле целиком ложится на самих работников просвещения…
И тут Башкирцев привел слова Сании, записанные им в блокноте.
— Вот так, товарищи, будьте требовательны к себе, будьте контролем сами для себя.
Среди приглашенных в кабинет Башкирцева была и Сания. Ее особенно взволновало, когда секретарь, не называя имени, привел ее слова в своей речи.
— Товарищ Ибрагимова, — сказал он в конце заседания, — останьтесь ненадолго.
И когда все ушли, Башкирцев сообщил:
— Мы проверили ваше заявление насчет Баязитова, ему объявлен выговор.
Сания огорчилась.
— Не могу понять, — сказала она, — как Газиз-абый оказался таким?
— Нет, кет, его совесть чиста, — поспешно заметил Башкирцев.
— Как же так?!
— Дело в том, — сказал Башкирцев, отвечая на ее вопрошающий взгляд, — что прямой вины за ним нет. А есть неосмотрительность, недопустимая для руководящего работника… — И он рассказал о том, как злосчастный шарф достался Баязитову.
— Значит, он на самом деле невиновен? — обрадовалась Сания. — За что же такое наказание?
— Виновен! Для человека, сидящего на его месте, это большая вина.
— Да, — вздохнула Сания, — жаль, что так получилось. Мне хочется поговорить с ним, объяснить ему, почему не могла поступить иначе…
— Это ваше дело. Только вряд ли сумеете его увидеть.
— Почему?
— Он уехал в Казань. Возможно, оттуда направится прямо на фронт.
2
Мысль об отъезде на фронт была для Баязитова не случайной. Участник гражданской войны, он уже не раз заявлял об этом. Его не отпускали.
Несмотря на усталость от затянувшегося заседания бюро и горечь в связи с обидной ошибкой, раскрасневшийся Баязитов в ту ночь возвращался домой с каким-то ощущением легкости.
«Теперь отпустят!» — думал он.
В другое время, как бы извиняясь за поздний приход, он всегда коротко нажимал на звонок. А сегодня дал длинную трель.
За дверью послышался испуганный голос жены:
— Кто это?
— Я, старушка, я! Открой!
Его «старушка», как бы не поверив, переспросила:
— Ты это, Газиз?
— Я, Гульниса, я. Не узнаешь, что ли?
Было слышно, как Гульниса отпирала внутренние запоры, потом раскрылась дверь. В коридоре, в свете тускло горевшей лампы, показалась одетая в халат Гульниса.
— Что случилось, Газиз?
— А что, разве заметно?
— Почему так звонишь?
— Ладно, иди, я закрою.
Гульниса давно привыкла к поздним возвращениям мужа. Для нее было вполне привычным дремать в полусне на диване и, заслышав шаги, вскакивать навстречу ему.
Пока Газиз открывал дверь, она стояла у порога. Хотелось скорее взглянуть в лицо мужа, спросить, что случилось.
Вот Газиз, захлопнув дверь, вошел в комнату. Он стоял, не опуская воротника, не снимая ушанки. От мороза лицо раскраснелось, он даже казался от этого Помолодевшим.
— Холодно на улице?
— Не почувствовал, — ответил Газиз, вешая пальто.
Гульниса все еще оглядывала мужа.
— Где же твой шарф? — спросила она.
— В кармане, не беспокойся.
— Разве тебе его для того подарили, чтобы ты носил в кармане?