— Ну, это еще не все.
— Как это понимать?
— Знаешь, есть еще и другое.
— Ничего не знаю. О чем ты говоришь?
— С головой у него не в порядке, он злится как черт.
— А ты бы какой был? — попробовала она защитить Ленгтона.
— Ну понятно, конечно, только я не могу помочь ему, Анна. Не могу я сделать то, что он хочет.
— Что же он такого особенного хочет?
— Выследить эту сволочь — незаконного иммигранта, который его искромсал.
— Он тебя просил?
— Боже ты мой, да он мне каждый день названивает, пристает с расспросами, что я сделал, что накопал, но ты ведь знаешь, этих гадов ищет специальная бригада. Я работаю над другим делом, у меня просто времени на это нет.
— Ты хоть как-то продвинулся?
— То-то и оно, что пока никак. Они точно сквозь землю провалились. Вероятнее всего, их уже и в стране-то нет, но говорить такое Ленгтону — все равно что перед быком красной тряпкой махать. Он не хочет верить, что этот подонок может уйти, улететь, вообще как-то исчезнуть, но факт есть факт — ни одного следа, ни единого. Бригада, которая это расследует, просто землю роет, но пока ничего.
— А ты что-нибудь принес с собой?
Льюис со вздохом открыл папку:
— Вот… Вообще-то, я не должен был снимать копии с оригиналов дела, но… Это все, что я пока что сумел раздобыть.
— Можешь оставить папку у меня?
Льюис кивнул:
— Конечно, только никто тебе не поможет. Я натолкнулся на кирпичную стену. Не знаю, как еще действовать.
Анна сделала Льюису бутерброд и перевела разговор на его сына и на то, как работает Баролли.
— О, нам всем не хватает шефа, с ним никто не может сравниться, понимаешь? Я знаю, ты сейчас работаешь с этим козлом Шелдоном.
Анна улыбнулась.
— Анна, я ничего не могу для него сделать, и Баролли тоже, но это все равно бесполезно. — Льюис явно колебался. — Знаешь, что сейчас самое главное? Он сосредоточен на том, чтобы поправиться. Но похоже, он больше не сможет работать, ему надо будет проходить медицинскую комиссию, но он ее не пройдет. Я думаю, его спишут.
Анна проводила Льюиса. Был уже двенадцатый час ночи, и ей вовсе не хотелось читать оставленную им папку. Ей и без того было о чем подумать, и в первую очередь о физическом состоянии Ленгтона. Будильник она поставила на пять часов, чтобы с утра пораньше почитать материалы. Анна даже не представляла, что было в папке, но если она как-то может помочь, то делать это надо было поскорее.
В папке оказались копии всех материалов по расследованию убийства: показания свидетелей, документы по аресту подозреваемого, множество фотографий. Кроме того, здесь же лежали заметки Льюиса и маленькая черная записная книжка с замечаниями Ленгтона по ведению дела. Ленгтон имел привычку говорить: «Записано!» — и постукивал по нагрудному карману, в который клал свою книжку. Над этой его привычкой частенько подшучивали и говорили: «Это в книжку, шеф». Он произносил свое излюбленное слово и тогда, когда кто-нибудь где-нибудь напортачил или даже, например, если он сам забыл выпить утром чашку кофе! Когда Анна спросила его об этой книжке, Ленгтон усмехнулся и ответил, что все прекрасно знают о его ужасной памяти: еще с молодости, с первых дней работы в полиции, он начал записывать то, что, казалось бы, никак не должен был забыть, например что нужно забрать белье из прачечной. С годами это стало привычкой, а потом и вовсе вошло в поговорку. Кстати, он обратил внимание, что детективам очень действует на нервы, когда он, находясь рядом с ними, быстро записывает что-то в блокнот.
— Пусть не расслабляются! — со смехом добавил он тогда.
Анна в ответ заметила, что никогда не видела, чтобы он пользовался своими записями.
— А… Так я о тебе пишу, а не о своих полицейских делах.
— Значит, ты хочешь сказать, что напоминаешь сам себе, нравлюсь я тебе или нет?
Он опять рассмеялся и беззаботно махнул рукой:
— День твоего рождения, например. Не бери в голову. Ну, шучу, шучу, и потом, ты-то все время заглядываешь в свою записную книжку, чаще, чем другие, я заметил!
Так и было, этому она научилась у отца. Он не уставал повторять, что нужно все записывать, потому что память — штука ненадежная. Если в зале суда вдруг понадобится припомнить весь инцидент в подробностях, записная книжка — лучшее средство для страховки.
Записную книжку Ленгтона туго опоясывала красная эластичная лента. Книжка слегка изогнулась, как будто приняла форму его грудной клетки. Анна сняла ленту, намотала ее на ладонь и открыла книжку. Мелкие четкие буквы его почерка испещряли каждую страницу. Книжка была заполнена почти на две трети, потом записи резко обрывались. Тонкие страницы склеивались между собой, несколько из них ей пришлось даже разъединять, и она подумала, что эти записи еще никто не читал. Возможно, Льюис просто не догадался это сделать: если записная книжка была предметом постоянных шуток, он мог подумать, что она не представляет никакой ценности.