Петр пошевелился и почувствовал, что руки и ноги его слушаются. Но не настолько как хотелось бы. «Туман откуда-то появился, черт бы его побрал, стакан с водкой в вытянутой руке не увидишь. И спецназовцы куда-то исчезли. Хренотень какая-то». Он напрягся и сел. Получилось. Схватился руками за покачнувшуюся елку и встал на ноги. Но тело не обрело былую силу. Неожиданно быстро туман стал рассеиваться. Через пять минут развиднелось совсем. Петр в одиночестве стоял на холме в смешанном лесу. Справа поднималось солнце, едва просвечивающее сквозь плотные облака.
«Что за чертовщина такая? Солнце вроде вот, а не понятно где. Куда топать, не знаю. Придется идти как Ивану Сусанину по всему лесу, пока на тропку не выйду. Вот проклятье! Наверное упал и башкой о камень… А все остальное привиделось. Но грудь побаливает. Если стреляют во сне, то ощущение боли быстро проходит, стоит лишь проснуться. Точно. Наверное сначала потерял сознание, а потом вздремнул. Не иначе как леший, подлюка, забавляется! Больше не на кого и думать-то. Ну попадись мне!.. Я тебе шишек-то на голове наставлю! Будешь у меня рогатым!»
– Павел Васильевич – живой еще? – Петр сам удивился, что впервые назвал тестя по имени.
– Давай, топай своей дорогой, – услышал он внутри испуганный голос тестя: – И не трожь меня, охломон несчастный.
– А почему же я несчастный? – ухмыльнулся Петр.
– Потом увидишь, – продолжая трястись от страха, непонятно сказал тесть.
– Нет, – обиделся Петр: – Ты мне все-таки объясни!..
Но тесть замолчал и куда-то исчез. По крайней мере Петр его не чувствовал явственно, так как раньше.
– Спрятался, старый пенек, – злорадно хмыкнул Петр и медленно побрел вниз, стараясь идти по прямой, чтобы мутное пятно солнца оставалось справа.
– Расскажи хоть, что со мной стряслось? – попросил он своего сожителя. Но тот упорно молчал и, как показалось Петру, свернулся где-то в его глубине калачиком, решив уйти в медвежью спячку.
– Трус ты, – презрительно буркнул Петр, почуяв, что Павел Васильевич чуть-чуть дернулся, но не взвился, как это делал раньше, если его оскорбляли.
– Ну и черт с тобой, – махнул рукой Петр, расслышав за деревьями далекое рычание дизельных автомобилей. Он понял, что там была дорога.
И только сейчас почувствовал, что его затылок сверлит взглядом какая-то зараза. Он оглянулся, но сзади никого не было.
«Вот ведь пакость! Если поймаю, укушу за самое сокровенное, – пообещал Петр. – Тогда узнаешь, как пялиться на меня со спины», – и неожиданно почуял, что силы стали восстанавливаться. Однако это его почему-то не обрадовало, хотя идти стало легче. А до этого казалось, что попал во что-то плотное и прорывается словно сквозь воду.
Через полчаса Петр вышел к широкой автомагистрали и сразу понял – это окружная дорога вокруг города. Он свернул налево и пятнадцать минут спустя вышел на проселочную дорогу, за кюветом которой оставил своего «Жигуля».
Машину нашел быстро, но что-то в ней было не так. Петр обошел ее вокруг и удивился: каким образом вокруг «копейки» так быстро выросла трава, доходившая ему до колена? На дворе уже давно осень, а трава будто об этом не знает. Заглянул под днище. Там тоже все заросло. А вьюны зацепились отростками за карданный вал, за выхлопную трубу, за задний мост. Что-то было не так. Казалось, что машина здесь стоит не несколько часов, а несколько месяцев. Но краска на «копейке» не потускнела, а наоборот, вроде стала более свежей.
Петр открыл ключом дверь и уселся на водительское сиденье. Немного выждал и вставив ключ в замок зажигания, крутнул его. Двигатель запустился сразу, как новенький. И шумел тише, чем раньше.
«А может мне это только кажется», – недоуменно подумал Петр и заглушив двигатель, быстро пошел к особняку, который сжег ночью. Подкрадывался прячась за кусты, стараясь не шуметь. Нашел бугорок и заглянул через забор. Вот тут Петру стало немного не по себе. Вилла была совершенно целая, без черных опалин. Во дворе, под особняком, два бульдога играли с подростком лет двенадцати. Больше он никого не заметил.
«Неправильно все это», – раздраженно подумал Петр, выходя на асфальт проселочной дороги и не таясь пошел к «копейке». – «Что-то не так», – билась у него мысль в голове.
Неожиданно откликнулся из своего далека тесть:
– То-то еще будет, голубок.
– Пошел к черту! – с расстановкой прорычал Петр. Но тесть не возмутился, хитро усмехнулся и вновь завалился в спячку.
Едва вырвал машину из зарослей травы. Пришлось подрезать стебли под днищем. Домой ехал с неохотой. Вспомнил, что ночью придется избавляться от трупа второго домушника. Решил, отвезти убитого на городскую свалку, как делал раньше, и прикопать. Думал, что со старым покончил навсегда, так нет, заразы, нащупали, влезли, заставили шевелиться. Кто же это все сварганил?
Петр старался переключится на что-нибудь иное, чувствуя, что заводиться и свирепеет, но не от того, что его кто-то использовал, а от того, что не понимает происходящего с ним и от этого в глубине сознания зашевелился давно забытый страх, никогда раньше, если не считать детства, им не испытанный. Нет. Он боялся, конечно, но не за себя, не за свою шкуру, боялся сорвать, не выполнить задание.
А в детстве бывало накатывал ужас, когда оставался один в маленькой темной кладовке, куда его впихивал озверевший пьяный отец, после хорошей порки, не знай за что. И вот сейчас внутри зашевелилось что-то похожее на детские страхи.
Петр зло тряхнул головой и сосредоточился на дороге: днем машин было невпроворот, и все куда-то спешили, как очумелые.
Внутренне сжавшись, он открыл дверь квартиры, ожидая удара, выстрела в упор. Но ничего не произошло. Все было тихо. Петр руками ощупал весь пол и в комнате и на кухне, не веря глазам, в поисках трупа домушника. Но того будто и не было. И как-то легко стал забывать о нем. Вытащил из кармана вороненые наручники, тупо повертел их в руках и бросил на застеленную кровать. А ведь постель оставил разворошенной.
Медленно прошел на кухню, включил плиту, налил в чайник воды и поставил греться, для крепкого, купеческого чая. Выволок из кармана полиэтиленовый пакет со спецприспособлениями. Осмотрел их. Все было на месте. И даже отравленные иглы, все двенадцать были на месте, будто он и не стрелял сегодня, и патроны «Черемухи» в наличии.
А где он мог сегодня стрелять? Петру смутно помнился какой-то особняк за городом и старикан, кажется бывший кадровик, который увольнял его из МВД. Этот кадровик был злом… Но каким?.. В памяти вертелось что-то о его ликвидаторстве, но очень смутно.
Вошел в комнату, неприязненно морщась от шума закипающего чайника, мешающего вспомнить что-то очень существенное. Не торопясь поднял телефонную трубку и набрал номер Сергея Ивановича. В наушнике щелкнуло и хрипловатый голос с непонятным акцентом требовательно сказал:
– Долго же ты собирался.
– Сергей Иванович? – удивленно спросил Петр.
– Нет, – резко ответил хрипатый голос. – Не дергайся! Сегодня вечером приходи в квартиру номер шестьдесят шесть, в доме тринадцать, на Синичкиной улице. Она в двух автобусных остановках от тебя. Если ехать, то на любом номере, направо по шоссе Энтузиастов.
– Кто ты такой?! – грубо поинтересовался Петр, давно отвыкнув от того, чтобы им кто-то командовал.
– Не твоего это ума дело! – так же грубо оборвал Петра голос в трубке, добавив: – Все! Исполняй! Я жду. Будет заказ, – и в трубке запищали короткие гудки.
Петр скрипнул зубами и скривился, почуяв боль в левой скуле, на месте выбитого зуба. Без колебаний нажал клавишу на телефоне и услышав гудок, вновь набрал номер Сергея Ивановича. Но трубку на том конце никто не поднимал, хотя гудели длинные позывные. Петр несколько раз набирал номер, и слышал лишь бесконечные длинные гудки, а к телефону никто не подходил. Бросив бесполезное занятие, он наконец обратил внимание на клокочущий в чайнике кипяток. Сам закипая от тихого бешенства, вернулся на кухню, снял чайник и заварил Брук-Бонд, покрепче.