— Неудобно всё же как-то, тебе же эти припасы достаются не бесплатно, — сказал я Кузьмичу.
— Неудобно серить, штаны не снямши, — грубовато пошутил Фрол Кузьмич. — Что ж я, человека сухарём буду попрекать? Эдак и озвереть недолго.
— Тогда уж не знаю, чем тебе и отплатить.
— Придёт время — отплатишь. Жизнь — штука хитрая, ещё незнамо, как повернётся.
И впрямь, жизнь — штука непростая, в чём я уже не раз убеждался.
Ежова трудно было узнать. Левый глаз заплыл, зрачок правого вяло блуждал, не в силах сосредоточиться в одной точке. На скуле кровоподтёк, губы в корке запёкшейся крови, левая рука висит плетью… Сидел он на стуле как-то скособочившись на правую сторону, похоже, рёбрам тоже серьёзно досталось.
Берия недовольно поморщился, блеснув стёклами пенсне:
— Товарищ Якушев, что, нельзя было как-то поаккуратнее?
— Так ведь не признаётся, сволочь, в подготовке государственного переворота, — с ненавистью посмотрел в сторону избитого следователь.
— Гриша, выйди-ка минут на пять, я тебя позову.
Когда следователь покинул помещение и Берия с Ежовым остались один на один, новый нарком внутренних дел сел на табурет напротив прежнего главы ведомства.
— Что же ты, Ежов, упорствуешь? — с лёгким недоумением поинтересовался Берия. — Подвизался к троцкистам, заговоры устраиваешь, так имей смелость признать свою вину.
— Не было этого, — едва слышно произнёс Ежов.
Кровавая корка на губах бывшего наркома лопнула, и губы засочились красным.
— Может, и путешественника из будущего не было?
Зрачок экс-наркома метнулся влево-вправо и остановился на Берии.
— Так, значит, вы в курсе? — Ежов, не будучи близко знаком со своим преемником, обращался к нему на «вы», тогда как Лаврентий Павлович особо в этом плане не церемонился. Да и ситуация была в его пользу.
— А как ты думал? Рассчитывал оставить всё в тайне? Товарищ Сталин тоже в курсе, именно он мне и поручил провести с тобой этот разговор.
— Я могу отдать все документы…
— Не стоит волноваться, они и так уже у товарища Сталина. А вообще есть у нас с Иосифом Виссарионовичем подозрение, что ты, Николай Иванович, узнав о своей предстоящей, скажем так, отставке, решил затеять мятеж. Сыграть, так сказать, на опережение. Хотя, как говорил мне товарищ Сталин, мыслей снять тебя с должности у него не возникало. Не возникало до тех пор, пока он не узнал, что ты скрываешь от него и его товарищей появление в нашем времени этого Сорокина. И мало того, что скрываешь, ещё и дал команду его уничтожить, чтобы, видно, он лишнего не наговорил. Но не повезло тебе, дошло письмо до товарища Сталина, отправленное Сорокиным на его имя в Кремль. А там оказалось написано много чего интересного, и о тебе в том числе.
Ежов молчал, опустив на грудь голову. Берия встал с табурета и подошёл к бывшему наркому вплотную, пытаясь заглянуть в его единственный зрячий глаз.
— Я не планировал никаких заговоров, — опять чуть слышно произнёс подследственный. — Это клевета.
— А вот твой заместитель Курский на первом же допросе показал, что ты предлагал ему сотрудничество в подготовке заговора. Шапиро и Рыжова также дали показания.
— Вы и их арестовали? — без особого удивления спросил Ежов, поднимая взгляд на Берию.
— И их, и многих ещё арестуем, всех, кто входил в твою шайку. Ни одна гадина не уйдёт от заслуженного наказания.
Ежов промолчал, снова опустив голову. Ему было трудно разговаривать, кажется, сломали челюсть, да и не хотелось уже ничего говорить. Он понимал, что его ждёт, раз уж они не только до него, но и до его заместителя Курского добрались, не говоря уже о Шапиро и Рыжовой. Выходит, грядёт очередная чистка, и, к сожалению, одним из первых зачистят именно его, наводившего ужас на весь СССР Николая Ивановича Ежова. Сам не раз подмахивал приговоры, ставившие расстрельную точку или лагерное многоточие в биографии человека, даже не зная его истории. Сколько их таких заждались его на том свете, чтобы посмотреть ему в глаза… Если он, тот свет, конечно, существует.
В глубине души Николай Иванович верил в Бога и загробное царство, эта вера пришла к нему ещё в детстве. Тогда он, одиннадцатилетний подросток, с такими же сорванцами купался в речушке Шешупе, протекавшей в нескольких километрах от Мариямполя — городка, откуда совсем скоро Коле предстояло уехать к родственнику в Петербург учиться портняжному ремеслу. В тот день он решил удивить мальчишек, донырнув до дна, находившегося метрах в трёх от поверхности, и в качестве доказательства достать оттуда речную мидию-беззубку, которых в этих местах было в избытке и которые прекрасно жарились прямо в скорлупе, брошенные в костёр. Впрочем, удивить не столько мальчишек, сколько соседскую девчонку, которая с ними увязалась и теперь сидела на пологом, поросшем травой берегу, вытянув свои загорелые ноги.