— Так точно, товарищ капитан госбезопасности, — ответил конвоир, протягивая ему документ.
Пока тот читает, до меня доносится вполне различимый запах спирта.
— Ясно, восьмой, значит, сегодня… Не дали чай допить. Ладно, бери колотушку, идём.
Ага, я буквально носом чувствую, какой он там чай пьёт. И на хрена им колотушка, если у этого, в очках, имеется револьвер? Может, оглушить сначала хотят?
Меня опять толкают в спину, а я думаю, что глупо погибаю. Ладно в Чечне, там хоть всё было понятно, а тут… Свои же, суки, кончать собираются! Вижу впереди на полу бурые пятна. Вот она, бутырская Голгофа! Неужто здесь так глупо закончится мой жизненный путь?! И руки скованы, а ногами много против троих вооружённых, подготовленных бойцов не наработаешь. Эх, хотя бы погляжу смерти в лицо!
Останавливаюсь, поворачиваюсь к троице палачей лицом.
— Так стреляй, — говорю очкастому. — Хочу перед смертью посмотреть на твою рожу.
Тот будто очнулся от состояния какой-то задумчивости, с интересом посмотрел на меня, поглаживая пальцами потёртую кожу кобуры. Конвоиры, не зная, что предпринять, вопросительно посмотрели на главного в этом коридоре.
— Забавно. Что ж, так даже интереснее.
Он извлёк из кобуры револьвер, покрутил барабан и вскинул руку на уровне моего лба. Я непроизвольно зажмурился, вспомнив в этот момент почему-то не своё детство, не сына и уж тем более не бывшую, а Бармалея. Интересно, если существует реинкарнация, я могу возродиться в следующей жизни пауком?
— Стойте! Пётр Иванович! Товарищ Магго, остановитесь!
Медленно открываю глаза и вижу, как по коридору летит запыхавшийся комендант Бутырской тюрьмы.
— Фух, успел, — со свистом дышит Попов, вытирая рукавом вспотевший лоб.
— Что такое? — с досадой спрашивает палач, опуская ствол.
— Звонок… От Фриновского. Приказ отправить дело Сорокина на доследование.
— Твою мать! — вполголоса выругался Магго. — Что ещё за новости?
— Это не ко мне, мне приказали — я выполнил. Хорошо, что успел.
Да уж, хорошо. Мелко закололо кончики пальцев — к онемевшим конечностям стала возвращаться чувствительность. Было такое ощущение, будто меня вытащили из моей шкуры и потом снова в неё засунули. Больно, но приятно. Значит, ещё поживем.
Глава 4
Живой! — Кржижановский и Куницын чуть ли не одновременно обняли меня, а ещё несколько человек крепко пожали руку, словно поздравляя с возвращением с того света.
По существу, так оно и было, я находился всего в одном мгновении от ухода из мира живых. Мгновении, которого было достаточно, чтобы спустить курок направленного в голову револьвера.
— Мы думали, вас, как и многих, повели на расстрел, — сказал комбриг. — Даже попрощаться не успели, так быстро вас увели. Ну, рассказывайте, какой срок дали?
— Так ведь на расстрел и повели, — подтвердил я. — Тот самый Магго, которого вы поминали, Павел Иванович, уже курок взвёл. В последний момент Попов прибежал с криком, что Фриновский велел отправить дело на доследование.
— Видно, есть у вас заступник кто-то там, наверху, — покачал головой Коган. — Но надолго ли хватит этого заступничества…
На несколько минут воцарилось гнетущее молчание. Каждый думал о своём. Может, кто-то даже завидовал, допуская, что вот его как раз и кончат в подвале Пугачёвской башни и по его душу никакая шишка звонить не будет.
— Так что же, получается, вами заинтересовался сам Фриновский? — наконец нарушил молчание артиллерист.
— Второй раз, — напомнил я. — Сначала морду бил, а теперь из-под пули вытащил.
— Возможно, он также просто исполнил чей-то приказ, — предположил Коган.
— Над Фриновским, если я не ошибаюсь, стоит Ежов, а над Ежовым… В общем, вы и так знаете, — констатировал комбриг.
— А может, и правда в деле нашли какие-то недоработки? Уточнят — и снова под суд, и, возможно, с тем же исходом, — добавил «оптимизма» прислушивавшийся к нашему разговору Станкевич.
— Типун вам на язык, — отмахнулся Коган. — Лично я предпочитаю верить в справедливый исход. Уверен, Ефим Николаевич, что ваше дело на расстрельный приговор никак не тянет.
В этот момент распахнулось окошко в двери, в котором показалось тщательно выбритое лицо конвоира:
— Всем встать!
Затем провернулся ключ в замке, и вошли двое.
— Куприянов!
Лицо нашего сокамерника тут же посерело, но он, покачнувшись, всё же нашёл в себе силы сделать шаг вперёд.
— Руки за спину, на выход.