— Вот спасибо, сынок! Я ж за тебя молиться теперь буду!
— Не надо молиться, ваше дело — вовремя докладывать о творящихся безобразиях. И не поселять у себя жильцов без соответствующего оформления документов… Ох, что-то есть так хочется!
— Так я быстро кашку пшённую с молочком утренним сготовлю, у нас тут поутру разносит крестьянка из Бутово.
— А что ж, не откажусь. Премного благодарен за вашу заботу. Я у вас тут, получается, и сам словно постоялец, вечер да ночь провёл.
— Вот кабы все были такие постояльцы — и слава богу!
— И ещё платили бы, — усмехнулся я.
— Дык жить-то надо, куцы ж деваться, на пенсию, что артель платит, разве ж проживёшь?!
— А что за артель?
— Дык я ж тридцать лет, почитай, на Трёхгорке проработала, они и платят из фонда.
— На Трёхгорной мануфактуре?
— На ей самой, будь она неладна.
— А что так?
— Дык сама там всё здоровье оставила, ещё и мужа моего, Степана Лексеича, мануфактура эта в двадцать первом забрала: попал в ситценабивной станок, вытащили уже одни кровавые ошмётки. — И Клавдия Васильевна со вздохом перекрестилась на чёрно-белую фотографию в рамке, на которой она в возрасте лет тридцати в платочке на голове сидела рядом с усатым, в картузе мужиком, выглядевшим гораздо старше супруги. — Мы ж с ним оба с Псковской губернии. Приехали в Москву аккурат к войне с японцами да и устроились на мануфактуру. Подвальчик вот себе заработали на пару комнатушек. Детей двоих родили, сына с дочкой, ну энто ещё до революции. Дочь, как выросла, за военного вышла, они на Дальнем Востоке сейчас, а сын помер, под поезд попал, царствие ему небесное, Володеньке моему. — Опять перекрестилась, теперь уже на общее фото, где были изображены все члены семьи. — Чивой-то я разговорилась, пойду кашу готовить.
Оставшись один, я, с оглядкой на дверь, принялся рыться в вещах постояльца. Так, опасная бритва — вещь полезная. Обмылок дегтярного мыла в плотной бумаге — тоже сгодится. Это всё вкупе с удостоверением личности втиснулось в планшет, который я вместе с формой и оружием позаимствовал у Шляхмана. И кое-какая одежонка имеется. Причём, что приятно, на вид вроде мой размер. Натянул на гимнастёрку пиджак… Чуть маловат, но без гимнастёрки, думается, будет свободнее. Снял, отложил в сторону. Вот и сорочка, большой отложной, по моде, воротник, относительно чистый — откладываем к пиджаку. Брюки… Приложил к себе — коротковаты, по щиколотку, а на дворе не 60-е, стиляг ещё нет, тут мужики, как я заметил ещё по прибытии в прошлое, форсят в просторных штанах.
— Ой, чивой-то вы делаете?
Старушка как-то гармонично перескакивала с «вы» на «ты» и обратно. Сейчас, стоя в дверях, она с любопытством наблюдала за моими действиями.
— А-а… Это на экспертизу, образцы одежды, — отбрехался я. — Потом вернём, пусть жилец не переживает.
— Ну ежели на икспиртизу, то ладно. Каша стынет, товарищ милиционер.
Позавтракав, я объявил, что мне нужно сдавать дежурство, а посему отбываю в управление, прихватив с собой перевязанные бечёвкой образцы одежды Василия Матвеевича Яхонтова.
Переодеться удалось в одной из квартир готовящегося под снос двухэтажного дома старинной постройки, который обнаружился в паре кварталов от дома старушки Старовойтовой. Старинный московский дворик, словно списанный с картины Поленова. Дешёвенькая, засиженная мухами репродукция картины с указанием фамилии автора на нижнем канте висела у нас на кухне, и всё моё детство пейзаж ассоциировался с мамиными борщами, котлетами и пирожками с капустой и яйцом, которые ей особенно удавались. Пока эти дворики ещё существовали, в моём же будущем центр Москвы был практически полностью избавлен от них, будучи закатанным в асфальт. Ну хоть старинные особняки сносить не стали, сохранив историческое лицо города.
Форму сотрудника НКВД, перевязав всё той же бечёвкой, заныкал здесь же, в стоявшем в коридоре древнем шкафу. В середину свёртка спрятал кобуру с револьвером, туда же отправил и планшет, забрав из него бритву с мылом и удостоверение личности.
Жаль, нет зеркала, не могу себя оценить со стороны, но вроде одежонка Яхонтова выглядит на мне прилично. Плохо, что носков нет, оставил их в подвале, когда переодевался в форму Шляхмана. И не на портянки же ботинки напяливать, в самом-то деле, да и не надел бы — попробовал. Эдак ещё и мозоли натрёшь. Хотя… в карманах шляхманской формы я обнаружил несколько купюр и россыпь мелочи, так что носками можно обзавестись на каком-нибудь вещевом рынке.