— Ну да, он упоминает в письме, что служил в каком-то… — Сталин глянул в письмо, — спецназе, где приобрёл боевые навыки. Не знаете, что бы это значило, товарищ Поскрёбышев?
— Я так думаю, это некое специальное боевое подразделение, — высказал предположение секретарь. — Можно аббревиатуру «спецназ» расшифровать как «специальное назначение».
— Я тоже так думаю… Продолжайте.
— Далее этот Сорокин был отконвоирован в районное отделение милиции, начальник которого связался с московским руководством, и за арестованным приехал следователь Шляхман. Как нам удалось выяснить, Шляхман провёл допрос в здании НКВД на площади Дзержинского, после чего подследственный был отконвоирован в бутырский следственный изолятор, и следующие допросы продолжались уже там. В камере, кстати, этот якобы пришелец из будущего быстро разобрался с уголовниками, которые до этого установили там свои порядки. На одном из допросов присутствовал Фриновский, применивший к подследственному грубую физическую силу. Причём гражданин Сорокин пытался сопротивляться, сумев нанести увечье одному из помощников Шляхмана.
— Крепкий орешек этот ваш Сорокин, — задумчиво произнёс Сталин, и Поскрёбышеву не очень понравилось слово «ваш». — Ну, что там дальше?
— А дальше выездная комиссия приговорила Сорокина к расстрелу, но в последний момент он был отменён приказом Ежова. Сорокина отвезли к наркому, в письме подробности этого разговора не упоминаются, мы тоже пока не смогли выяснить деталей, но далее этот Сорокин в сопровождении Фриновского и Шляхмана оказывается в подвале, где периодически, скажем так, приводят приговор в исполнение. Сам Сорокин пишет, что его как раз и хотели расстрелять, но он сумел оказать сопротивление, устранив своих… хм… палачей.
— Палачей? Что ж, в какой-то мере верное определение, — ровным голосом произнёс Сталин, гася окурок в хрустальной пепельнице.
— Есть показания сержанта Павловского, стоявшего на посту у входа в расстрельный коридор и которого разоружил и усыпил Сорокин…
— Как это — усыпил?
— Говорит, нажал ему на какую-то точку на шее, и он потерял сознание.
— Неплохо, надо думать, готовят в этом… спецназе. Нам бы таких специалистов… Ладно, дальше что?
— Дальше нам удалось выяснить, что Сорокин, переодевшись в форму Шляхмана и замотав щёку куском материи, якобы от зубной боли, при помощи удостоверения убитого им следователя беспрепятственно покинул здание НКВД. После этого он переночевал в квартире пенсионерки Старовойтовой Клавдии Васильевны под видом милиционера, изъял документы и одежду её постояльца Василия Яхонтова, который в эту ночь пропадал у своей любовницы, и, пользуясь внешним сходством с этим самым Яхонтовым, далее представлялся его именем. Затем видели, как он садился в вагон поезда «Москва — Симферополь» вместе с каким-то мальчиком с билетом до конечной станции. Сейчас на южном направлении работают наши люди, выясняют, доехал Сорокин до Крыма или всё-таки в целях конспирации сошёл с поезда по пути следования. Дана команда искать человека, который может себя выдавать за Василия Яхонтова. Нелегко, конечно, вести поиски, не задействуя сотрудников НКВД, но поскольку все они подчиняются по цепочке народному комиссару Ежову, то приходится соблюдать секретность. Кстати, за самим Ежовым установлено наблюдение. Это, товарищ Сталин, пока всё на данный момент.
На какое-то время воцарилось молчание. Поскрёбышев чувствовал, как по спине стекает холодная капля пота, но боялся лишний раз пошевелиться.
— Кто ещё знает об этом письме?
— Только мы с Власиком и майор из канцелярии, которому по должности положено перлюстрировать поступающие на ваше имя письма.
— Этот майор не слишком болтливый?
— Никак нет, товарищ Сталин. Тем более он уже подписал бумагу о неразглашении.
— Сколько всего людей в курсе того, что в Советском Союзе объявился возможный пришелец из будущего?
— То есть вы не отвергаете эту фантастическую версию? — набрался смелости спросить Поскрёбышев.
— То, что этот Сорокин натворил в Москве, уже само по себе фантастика. Слишком легко ему удавалось выходить сухим из воды, так что я уже ничему не удивлюсь. Так сколько людей могут быть в курсе, учитывая, что они разболтали своим родным и знакомым, а те, в свою очередь, понесут дальше?
— Да, тут, товарищ Сталин, словно снежный ком, трудно остановить. Он же, этот Сорокин, ещё в селе сразу после приземления признался, что прыгнул якобы в 2017-м, а приземлился в 1937-м. А там народ такой: один услышал — всё село знает. Пусть даже большинство подумают, что это шутка или спятил человек, но слух-то всё равно пошёл.