Лежу на своей шконке, вспоминаю Варю. Туз что-то рассказывает, слышу громкий смех, вроде как хрипло каркает Меченый да подвизгивает харьковский зэчара по кличке Сапог. Тот самый, которого я в бане отправил в нокдаун. Не знаю, почему Сапог, мне это неинтересно. Кстати, уже на следующий день он форсил в экспроприированной у кого-то из политических шапке. Побитый молью и временем треух из непонятного зверя, но всяко лучше, чем разгуливать по такому морозу с голым кумполом.
Похоже, Туз без вопросов взял масть и теперь считает себя негласным хозяином отряда. Пусть считает, пока это не войдёт в конфликт с моими интересами. Хотя хочется верить, что до этого не дойдёт. Куковать мне в ИТЛ ещё долго, а наживать врагов совершенно ни к чему. Просыпаться ночью от каждого шороха надолго меня не хватит, стану неврастеником и в итоге сам кого-нибудь завалю.
До отбоя ещё около часа, да и кто тут будет следить, «отбились» зэки или нет, тем более что отрядный в командировке. Ещё спустя несколько минут кто-то трогает меня за плечо. Поворачиваю голову — Клык. Взгляд напряжённый, словно о чём-то хочет предупредить.
— Клим, там с тобой Туз хочет потолковать, — негромко говорит он.
Что ж, мы не гордые, можно и потолковать. Легко спрыгиваю вниз, ступни в вязаных носках — спасибо Варе за передачку, — по холодному полу, не торопясь — надо же соблюдать видимость достоинства, — двигаюсь в сторону угла, где тусуются блатари в дрожащем свете керосиновой лампы. Подхожу, присаживаюсь на освобождённое место напротив Туза, подгибаю под себя ноги, чтобы не морозить ступни. Тот, попыхивая цигаркой, какое-то время молча, с прищуром, смотрит на меня. Я взгляд не отвожу. Остальные смотрят на нас — кто кого. Наконец игра в гляделки заканчивается с ничейным результатом, и Туз, передав свой бычок Сапогу, который тут же жадно затягивается, протягивает мне сухарь и банку рыбных консервов, где ещё осталось немного содержимого:
— Угостись.
— Благодарствую.
Принимаю банку и не торопясь подчищаю её сухарём. Хочется вылизать жестянку до блеска, но вынужден поддерживать реноме. Практически пустую банку у меня забирает Клык.
— Ты, я слышал, на воле один четверых отметелил, отчего и на нары загремел. Было такое? — спрашивает Туз.
— Было, — соглашаюсь. — Только один из четверых был бабой, правда, боевой оказалась, чуть глаза не выцарапала. И его приложил как следует, не люблю, когда среди своих крысы заводятся, — теперь уже кивок на Сапога, который чуть не давится последней затяжкой.
Это уже наезд, причем серьёзный. За крысятничество из блатных могут и в «машки» определить. Сапог бледнеет и пытается что-то провякать, мол, разреши, старшой, я эту падлу на ремни порежу… Ага, попробуй, шелупонь подзаборная, резалка ещё не выросла. Вслух не говорю, но мой насмешливый взгляд объясняет многое.
— Никшни, Сапог, — негромко, но значимо одёргивает пахан, даже не поворачивая головы в его сторону. — А ты, Клим, я смотрю, тёртый калач, даром что не из блатных. Картинок на тебе нет, погремухи тоже… Не хочешь погремухой обзавестись?
— Да меня и моё имя вполне устраивает, — жму плечами.
— Ты на воле работягой был, — продолжает Туз. — Здесь тоже работаешь. Из мужиков, значит. Не хочешь стать у меня быком?
Бык — это вроде как телохранитель, вспоминаю я.
— Хавчик обеспечим, от работы отмажем, — по-своему понимает мою заминку Туз.
Ну, с хавчиком ещё понятно, может, он, как «законник», теперь на каком-нибудь негласном довольствии. А вот как собирается от работы отмазывать — непонятно. Начотряда его самого скорее в карцер снова отправит, нежели Туз меня отмажет. Да и нравится мне моя работа, как ни странно это звучит. Вернее, люди, с которыми я там общаюсь. Тот же Олег Волков или отец Илларион… Представил себя в роли быка при воре, и как-то стало совсем муторно на душе.
— Наверное, всё же откажусь от такой чести, — говорю, глядя Тузу в глаза.
Буквально осязаю, как мгновенно наэлектризовывается атмосфера на этих нескольких квадратных метрах, только что искры не проскакивают. Начнут метелить? Может, и отобьюсь, а может, и нет. Но свою жизнь продам дорого. На всякий случай периферийным зрением отмечаю, где лежит ложка-заточка.
— Смотри, Клим, Туз два раза не предлагает, — всё так же размеренно говорит урка.