Эта идея долго не выходила из головы Энрико. В своем дневнике Фабиус Лоренц Шрайбер упоминал о кладе ангелов, и бургомистр Кавара, очевидно, предок Бенедетто Кавара, говорил ему: «Оставьте ангелов в покое, тогда ангелы оставят в покое людей!»
Он снова вспомнил свой вчерашний разговор, и упоминание об ангелах приобрело особое значение. «Может быть, именно тут есть какая-то связь с древней силой, которая привела к разрушению этрусского города? Были ли целительские способности частью той силы или они возникли независимо от нее?» Эти и другие вопросы роились в его голове, но найти ответ он не мог. Он надеялся, что все его сомнения разрешатся в горах, в Борго-Сан-Пьетро.
Путь в отель «Сан Лоренцо» лежал через Пешу. Но когда перед Энрико возник мост, ведущий к больнице, он решил навестить Елену и повернул направо. Маленькая парковка перед больницей в послеобеденное время была полностью забита машинами. Он проехал по улице, которая шла вдоль больницы, большого парка и вела к восточной окраине, где было достаточно места для маленького фиата. Отсюда до больницы он прошел пешком, на что понадобилось от силы минут пять.
Елена встретила его с улыбкой на лице. Он обрадовался, что ей уже заметно лучше, а его душевная боль от того, что она не отвечает на его чувства, неожиданно оказалась умеренной. Наверное, это было хорошо, что Энрико встретился с Александром Розином. Теперь швейцарец не был для него каким-то фантомом, а человеком из плоти и крови, ощутимым соперником, с которым легче смириться. Он долго говорил с Еленой об убийстве в Марино. Она уже узнала от Александра по телефону, что произошло, но все равно проявляла к словам Энрико живой интерес. В какой-то момент Елена вдруг ударила сжатым кулаком по матрацу, что немало удивило Энрико.
— Что с тобой? — спросил он. — Я тебя рассердил?
— Я злюсь не на тебя, а на врачей.
— Почему?
— Потому что мне приходится лежать здесь, хотя я уже совершенно здорова. Нет, у меня правда все замечательно!
— Только у тебя до сих пор еще повязка на голове.
— Ах, это всего лишь небольшая шишка. Я ее почти не замечаю. Я чувствую, что готова взяться за работу, а меня вынуждают торчать в больничной палате и зря тратить время.
— Но у врачей есть основания держать тебя здесь, — заметил Энрико.
— Ха, да что они знают! Они не хотят меня отпускать отсюда только потому, что меня вылечили не они, а Анджело и ты.
— Это действительно было чудесное исцеление, однако оно очень странное. Я не хочу накаркать, но вполне вероятны побочные действия и рецессии. Врачи правильно и ответственно поступают, решив пока понаблюдать за твоим состоянием.
— Ты сейчас говоришь так же, как эти шарлатаны!
Энрико рассмеялся:
— Смею заверить, они не подкупали меня, чтобы я тебя успокаивал. Но чем больше ты будешь себя беречь в первое время, тем быстрее встанешь на ноги.
— Я бы лучше отправилась на поиски Анджело и расспросила его о таинственной силе.
— Именно это собирался сделать и я. Для начала я немного отдохну в отеле, а потом поеду в горы и всерьез займусь тайнами Борго-Сан-Пьетро.
Елена удивленно подняла брови.
— Ты узнал что-то новое?
Энрико замолчал, раздумывая, не рассказать ли ей о своих догадках. Она была умной женщиной и обладала профессиональным нюхом на различные тайны. Может быть, и в путевых записках Фабиуса Лоренца Шрайбера она найдет какие-нибудь полезные сведения.
— Ты говоришь по-немецки? — спросил он.
— Немного. С тех пор как я познакомилась с Александром, мои знания улучшились.
— Ты можешь читать?
— Если честно, то лучше, чем говорить, но не очень хорошо. «Войну и мир» на немецком я бы не осилила, но для чтения газетных статей моих знаний хватает.
— Тогда подожди меня здесь. Через десять минут я вернусь.
Он отправился к своей машине и достал из дорожной сумки дневник. Когда Энрико протянул его Елене, она удивленно осмотрела книгу.
— Что это?
— Не менее важная и интересная книга, чем «Война и мир». К тому же события, описанные в ней, относятся к временам Наполеона. Собственно, она не такая уж и большая.
Елена раскрыла книгу, и ее глаза расширились от испуга.
— Бог мой, что это за рукописный шрифт?
— Он очень старый, мне с трудом удалось его прочитать.
— Но для тебя немецкий — родной язык. Пройдет целая вечность, прежде чем я расшифрую эти буквы!