— Не каркай! — Донати затушил окурок в пепельнице и поднялся. — Пойдем-ка к нашему другу Вернеру! Посмотрим, не готов ли он с нами поболтать еще.
Когда они сидели напротив Шардта в комнате для допросов, Александр вспомнил свои визиты к отцу, и ему стало неприятно. Здесь, в помещении без окон, царила такая же стерильная атмосфера: те же голые стены, тот же бледный искусственный свет.
Шард, который, кстати, тоже переоделся, сидел в наручниках на тяжелом, грубо сработанном стуле и, уставившись в пустоту, вел себя так, будто Донати и Александра в комнате не было вообще.
Комиссар приветливо взглянул на арестованного, но улыбка была фальшивой.
— Синьор Шардт, вы не находите, что теперь самое время для обстоятельного признания? Этим вы можете значительно улучшить свое положение. Мы сначала спросим вас, но если вы откажетесь говорить, то на очереди будут ваши сообщники. Кто первый заговорит, у того и будут лучшие шансы перед судьями.
— Никто из нас не заговорит, — сухо сказал Шардт. — Нам все равно, сидим мы в тюрьме или нет. Важно лишь наше дело.
— И какое же ваше дело? — продолжал допрос Донати.
— Вы едва ли способны это понять, — прозвучал пренебрежительный ответ.
— Но вы, по крайней мере, могли бы попытаться объяснить мне.
Шардт покачал головой.
— Вы действительно верите, что я клюну на ваши наивные уловки? Я ничего не собираюсь вам объяснять!
Александр наклонился к нему:
— Но мне-то ты должен объяснить, Вернер!
— Тебе, Розин? Не знаю, зачем мне это делать.
— По двум причинам. Во-первых, ты хотел меня убить. Во-вторых, ты во второй раз навел тень на имя швейцарской гвардии, которая еще не оправилась от майских событий.
— Я сейчас просто заплачу. Ты переживаешь из-за славного имени гвардии? Ты же покинул наш союз! — Эти слова прозвучали как обвинение в предательстве.
Александр понял, что Шардт в душе не сознавал своей вины. Напротив, гвардеец был уверен, что, исполняя свое мрачное «дело», он ведет себя абсолютно правомерно. Шардт оказался фанатиком самого опасного сорта: этот человек подходил к выполнению задачи хладнокровно и вдумчиво.
— Мне кажется, мы действительно ничего не добьемся от него и от других тоже, — сказал Александр, повернувшись к Донати. — Ты присутствовал, когда они надевали чистую одежду?
Комиссар покачал головой.
— Я не падкий на развлечения.
— А я падкий, — ответил Александр и ткнул пальцем в сторону Шардта. — Я бы с удовольствием осмотрел верхнюю половину его тела.
Донати искоса взглянул на него.
— Что, прости?
— Я бы с удовольствием осмотрел верхнюю половину его тела, — невозмутимо повторил Александр.
Впервые за время допроса арестованный начал проявлять хоть какие-то эмоции. С ненавистью глядя на Александра, он спросил:
— Это разрешено? Розин здесь вообще может присутствовать? С каких это пор прессу допускают к полицейским допросам?
Донати сделал вид, что удивился.
— Только что прикончил нескольких священников, а теперь взывает к закону, вот тебе на!
Он дал знак охраннику возле двери, чтобы тот подошел.
— Коллега, помогите выполнить моему другу его заветное желание!
Без особых разговоров полицейский задрал на Шардте пуловер и футболку. На спине виднелись многочисленные кровавые полосы, некоторые затянулись, некоторые были заметно свежее.
Александр тихо произнес:
— Totus tuus, Domine. Hic iacet pulvis, cinis et nihil. Mea culpa, mea culpa, mea maxima culpa. «Всецело твой, Господь. Здесь не осталось ничего, кроме пыли и пепла. По моей вине, по моей вине, по моей большой вине».
Именно так звучала покаянная молитва тайного ордена «Totus Tuus», когда они занимались самобичеванием. В мае Александр часто видел такие шрамы, даже у Елены, которая воспитывалась в приюте для сирот, которому покровительствовал тайный орден. На вопрос, заданный Александром отцу, он наконец получил ответ. Орден не был полностью уничтожен, он все еще продолжал свою деятельность. И даже больше — он был замешан в убийствах священников.
— Проклятие! — прошипел Донати. — Почему я сразу не догадался?
— Лучше бы ты похвалил мою сообразительность, Стельвио! Я уверен, что такие же шрамы покаяния мы найдем и у двух других арестованных. Боль телесная — неотъемлемая часть при духовном росте, и с помощью этого орден «Totus Tuus» обеспечивает свои ряды верными, но безвольными последователями. Мне кажется, на швейцарской гвардии можно поставить крест. «Totus Tuus», похоже, всерьез решил использовать швейцарцев в качестве своего орудия.