Какая разница, если в мире остались только лишь оттенки серого?
Лишь одно важно — Винтеры убивают тварей.
Перед бараком довольно людно. Подошли мои «церберы», подтянулись солдаты лагерной охраны. Двое моих бойцов бинтуют голову пленному ребелу, грузно топает одиночный «кирасир», трое офицеров о чём-то препираются с вахмистром «церберов»…
Новак — помню его, один из немногих, кто с самого первого состава остался, когда мы ещё были вольными наёмниками и не служили Пакту. А рядом с ним… Майор и двое обер-лейтенантов, судя по погонам. На рукавах шевроны — серебристый венок из колючей проволоки.
36-я охранная дивизия.
Никогда не думал, что ярость может быть такой сильной.
Никогда не думал, что ненависть может быть такой всепоглощающей…
— …мы проводим контрпартизанские мероприятия и можем действовать на своё усмотрение, — устало — явно уже не в первый раз — произнёс вахмистр. — И у нас нет другого выхода, кроме как взорвать гаражи, чтобы прошли танки — иначе мы этот блокгауз не разберём. Моему командиру не понравится, что вы затягиваете этот процесс…
— А мне не нравится, что кто-то посторонний распоряжается в моём лагере! — высокомерно бросил майор, который Новаку в сыновья годился. — Вы нам помогли отбить атаку — мы благодарны и вам, и вашему командиру. Но дальше мы уже как-нибудь сами справимся.
Такой молодой, а уже майор. Но — в охранной дивизии. Кто-то приткнул сынка на тёплое местечко? Очень храброго сынка, который стал таким громким лишь после того, как «церберы» выбили врага из его лагеря…
— Сэр, но на борьбе с ребелами специализируемся мы, а не вы…
— И мне не нравится, что ты позволяешь себе спорить со мной, вахмистр!
— А как тебе понравится вот это, тварь? — спросил я и одной очередью из автомата положил всех троих охранников.
Вокруг воцарилась гробовая тишина.
Замерли мои бойцы, замерли солдаты охранной дивизии.
— «Церберы»! — мой Голос, напитанный силой, гневом и ненавистью раскатился по лагерю Д, парализуя и заставляя слушать. — Слушай мою команду! Убейте всех, кто носит форму охранного батальона! Убейте всех, кто носит халаты учёных! УБЕЙТЕ! ВСЕХ!
Растянувшиеся мгновения показались вечностью…
Которую разбил вдребезги хлёсткий выстрел — один из «церберов» вскинул самозарядку и прострелили ближайшему охраннику голову. Прогрохотала автоматная очередь, взвыло магическое пламя.
«Церберы» убивали перепуганных и шокированных охранников, как убивает овец стая волков. Не рассуждая. Не сомневаясь в полученном приказе. Пакт сам поручил мне вырастить цепных псов, рвущих горло любому, на кого укажут — и я сделал это.
Лагерные заметались, попытались бежать…
«Кирасир» взвизгнул серпоприводами, развернул корпус и полоснул из МГ по убегающим охранникам. Хлестнул пулемёт БТРа. Воздушная коса рассекла сразу двоих.
Кто-то поспешно бросил оружие и поднял руки, пытаясь сдаться… Но «церберы» не получали приказ брать пленных.
Охранников сшибли с ног «воздушным кулаком» и добили штыками.
Трое попытались укрыться в укреплённой сторожке около ближайшего здания. Им вдогонку швырнули гранату. Взрыв.
Вокруг меня бушевала кровавая бойня, а я просто стоял и смотрел на всё это. Стоял на последнем островке тишины, посреди ока бури.
Хотелось упасть на колени, бить землю и кричать… Но я просто стоял и молчал, а кричала от боли и ярости тварь внутри меня. Усмирённая и загнанная в клетку учёными Пакта… Но сейчас потерявшая своего последнего члена стаи.
Тварь осталась одна…
Я остался один.
…И тут я проснулся.
Скатился с кровати, всё ещё чувствуя разрывающую боль в груди и слыша надрывный вой твари в ушах. Ударился обо что-то в темноте, проморгался… И неожиданно понял, что всё прекрасно вижу, пусть и без единого цвета.
На мгновение накатила паника… А затем я понял, что стою на коленях около ещё одной кровати.
Лежащая на ней с забинтованной головой Хильда тихонько посапывала. Не та Хильда, что я видел в последний раз — та, которую помнил всегда. Та, которой было только шестнадцать лет.
Я непроизвольно схватил её за руку, словно боясь, что она растает как морок…
Сестра проворчала что-то невнятное и открыла глаза.
— Конрад?.. — пробормотала она. — А… где это я?
Сграбастал её и порывисто обнял, да так, что Хильда аж крякнула.
— Ай, рёбра же болят, дурень… Ты чего вообще?
Сердце колотилось как бешеное. Меня душили то ли едва сдерживаемые рыдания, то ли безумный хохот.
— Просто… Я так рад… — прошептал я. — Так рад, что ты жива…