Ох, ладно. Он глубоко вздохнул и шагнул было вперед, но его опередил один из монахов.
— Вчера во время работы в скриптории я обнаружил, что с моего стола пропала золотая краска, — начал он, повернувшись к остальным и опустив голову. — И я вспомнил, что на днях Лиам просил одолжить ему немного. Сказал, что краска нужна ему для иллюстраций «Песней свода небесного», а я тогда отказал, потому что у меня самого мало осталось. В общем, я решил, что Лиам взял коробочку с краской. Я грубо говорил с ним и даже обвинил в воровстве, но потом, уже в самом конце дня, нашел коробочку на полу. Она, наверное, упала и закатилась под стол, а я не заметил. Я раскаиваюсь и прошу небо и брата Лиама простить меня.
— Прощаю от всего сердца, — отозвался тот из толпы.
— Воздержись сегодня от пищи и питья кроме хлеба и воды, Ормонд, и считай, что небо простило тебя — сказал настоятель. — Далее..?
Мартин шагнул вперед.
— Я просил Бирна выдать мне книги об эльфах. Бирн отказал. Тогда ночью я пробрался в библиотеку, нашел эти книги и читал их. Я… — он запнулся. — Я должен был послушаться брата библиотекаря. Я раскаиваюсь.
— Про эльфов, ну да, — прошептал кто-то за его спиной и хрюкнул, будто пытаясь сдержать смех. Библиотекарь сурово взглянул на монахов.
— Да, Доран, про эльфов. В отличие от того, что искал ты, когда забрался в библиотеку несколько лет назад. Той книги, кстати, там уже нет, если кто-то еще об этом подумывает. Отказал я не зря, потому что все что вам нужно знать о тех, кто не смотрит в небо, вы уже знаете, а забивать себе голову ненужными знаниями о врагах людей в лучшем случае бесполезно, а в худшем — вредно. Но я подозревал, что так просто Мартин от своего не отступится, поэтому в тот же день с разрешения отца настоятеля нанес на страницы книг пасту из сока красного жароцвета. — он позволил себе еле заметно усмехнуться. — Мартин, прощаю тебя от всей души. На сегодня ты освобожден от работы.
Мартин недоуменно моргнул.
— Небо прощает тебя, — добавил настоятель. — Если станет совсем невтерпеж, обратись к травщику.
Все расходились, а Мартин стоял на месте, растерянно оглядывался и не понимал, что происходит. Его простили, не назначив никакого наказания, даже освободили от работы в скриптории, и… что там сказал настоятель? Что-то про травщика? Ничего не понятно.
Его хлопнули по плечу и Мартин вздрогнул от неожиданности и обернулся. Это был Доран, тот самый, что хихикал над ним несколько минут назад. Он смахивал на убрийца — широкоплечий и низкорослый, ниже Мартина, хотя и был старше его года на два.
— Я, это… я извиняюсь, — сказал он. — Рот на замке держать не умею. Ты это… лучше до вечера здесь сиди, не отходи далеко от умывальника. С водой хоть чуть-чуть полегче будет.
— Что? — вконец растерялся Мартин.
— Да тебе ж сказали, — проворчал Доран. — Сок этот, жароцвета, чтоб ему пусто было. От него сперва пятнами идешь, а потом, через какое-то время, кожу так жечь начинает, света белого не видно. И глаза, если в глаза попадет. Вреда особого от этой гадости нет, и к вечеру все проходит, но до тех пор…
Его передернуло.
— Ты это… ты ведь только лицо руками трогал, да? Повезло тебе. Я-то, когда в библиотеку залез, на одну книжку взглянуть, с картинками… ну, была у Бирна тут одна книжка по медицине, с юга откуда-то… короче, на стены потом лез.
Доран крякнул, почесал в затылке и побрел прочь. Мартин хотел было окликнуть его, но осекся, вдруг почувствовав, как ладони и лицо начинают медленно наливаться жгучим, жалящим теплом.
Леу
Что-то изменилось. Что именно — Мартин и сам не понял. Темные стволы деревьев как тянулись вдоль тропинки, так и продолжали тянуться — ясени, клены и дубы, ветви еле заметно колышутся под прохладным ветерком, шелестят листья. Может быть, сам шелест вдруг зазвучал… как-то мелодичнее, что ли? Или в воздухе вдруг прорезались новые запахи — тонкие и острые, запахи каких-то цветов или трав, на которые он раньше не обращал внимание?
Мартин остановился, озадаченно оглядываясь вокруг. Потом поднял голову и взглянул в расстилающееся над лесом ночное небо. Нет, вроде бы все осталось, каким было мгновение назад. Или нет? Звезды, кажется, стали чуть ярче…
А потом он все понял.
«Просто сегодня я зашел дальше, чем обычно. Только и всего.»
После фиаско с соком жароцвета он оставил попытки добраться до книг. Бирн теперь запирал библиотеку на ночь, а даже если бы и удалось снова проскользнуть туда, Мартин был уверен, что не нашел бы их на прежнем месте. Наверняка их спрятали куда-нибудь от греха подальше. Хорошо еще, что остался один-единственный лист, на который он успел выписать эльфийские буквы и некоторые слова. Самые простые, вроде «я», «ты», «здравствуй», «прощай», «ночь», «день». Мартин жалел, что не успел записать больше, но все-таки это было лучше, чем ничего.
Пару седьмин после случая с книгами он держался тише воды, ниже травы, вел себя почтительно и тихо, стараясь не привлекать внимание, а потом в одну из ночей собрал все необходимое в небольшую холщовую сумку, взобрался на дерево во дворе, оттуда на стену, и по веревке спустился вниз. От волнения было тяжело дышать, руки дрожали, а сердце стучало где-то в горле, но все обошлось. Мартина не заметили, и он почти до самого утра блуждал по лесу. Эльфов не встретил, конечно, но расстраиваться особо не стал. Он и не думал, что ему повезет с первого раза. Мартин пытался запомнить дорогу (очень помог ножик для заточки перьев, которым он оставлял метки на древесных стволах), и расчитать время, повторяя про себя молитвы — прочитал «Благодать свыше» двадцать раз — значит, час прошел, — и сумел не заблудиться и вернуться в монастырь за несколько часов до побудки. Вылазки повторялись почти каждую ночь (одну или две пришлось пропустить, когда накопившаяся усталость стала сказываться и он чуть не заснул за работой в скриптории); каждый раз Мартин старался углубиться в лес чуть дальше, и вот сегодня, кажется, ему удалось набрести на какую-то раньше не замеченную тропинку.
В темных кронах над его головой тонко запела птица. Мартин снова огляделся, вернулся к дереву у поворота и сделал на нем заметку. Потом пошел дальше, поглядывая по сторонам и читая про себя «Благодать». Если он считал правильно, скоро придется возвращаться. Мартин беспокоился — с тех пор, как он начал сбегать из монастыря по ночам, прошли уже несколько недель, и хотя пока что ему везло — ни разу не попался ни братьям, ни хищным зверям в чаще, эльфов он тоже не встретил. А чем дальше он углублялся в лес, тем меньше времени оставалось на то, чтобы успеть назад в монастырь. Если так пойдет и дальше…
В траве под ногами что-то блеснуло. Блеснуло и исчезло — порыв ветра всколыхнул ветви, листья закрыли собой луну и тонкий серебряный луч, что падал с неба, пропал. Мартин сбился с шага, озадаченно уставился в землю. Новый порыв, крона ясеня заволновалась, и вот оно снова — яркий проблеск в темной высокой траве. Он опустился на колени, протянул было руку и, ойкнув, отдернул ее обратно — пальцы что-то кольнуло. Опять потянулся, на этот раз осторожней, и в ладонь ему лег лист. Лист вроде кленового, высеченный из зеленого мерцающего камня в золотой оправе, с прикрепленной сзади длинной то ли иглой, то ли булавкой.
Это же заколка. Заколка для плаща. А на булавке крошечными буквами выгравировано два слова — «лэ-айта». Значения Мартин не знал, но узнал буквы — такие же, тонкие и изящные, он видел на страницах эльфийского словаря в библиотеке.
Мартин застыл на месте, чувствуя, как учащается сердцебиение и начинают дрожать мгновенно вспотевшие ладони. Наконец-то. Заколка принадлежит кому-то из них. Из эльфов. Фаэйри. И значит…значит, они где-то здесь. Совсем рядом. Должны быть.
Он завертел головой, надеясь увидеть среди теней горящие синие огни. Не увидел, но это было неважно. Эльфы были где-то совсем близко. Ему хотелось позвать их, заорав что было мочи, и Мартин еле сдержал себя. Остановился, сделал несколько глубоких вдохов и выдохов. Успокойся, приказал он себе. Не теряй голову. Нужно хорошенько запомнить это место, на случай, если сегодня все-таки никого не встречу и придется возвращаться сюда следующей ночью. Пройду еще немного вперед, но сначала сделаю метку на дереве.