Рассказывали про неё ещё такую историю: В каком-то очередном несчастье, случившимся в имрах, опять обвинили её. Поговаривали, будто бы это она «навела» ту напасть своими погаными чарами. Тогда местные парни решили пойти и ометелить её «чтоб впредь неповадно было». Собрались они десятка с два человек, с палками и ремнями, стали на улице перед её крыльцом и кричат: «Выходи, Чита-Дрита!». Она вышла, встала прямо, расставив ноги и, уперев руки в боки, спросила: «Ну! Чё вам надо? Чего вы пришли?» Парни опешили от такой наглости, и один из них отвечал, едва шевельнув языком: «Бить...». «Ну, если пришли бить, так бейте, – отвечала она, – чего ж вы не бьёте?» И тут один из них вдруг, как ударит другого кулаком в морду. Тот – набросился на него – и давай его бить. И все остальные, что их тут было принялись бить друг друга да так, что через десять минут половина из них валялась уже на земле, а оставшиеся, те, что были покрепче, подняли их и, словно пьяных, развели их по домам. После этого к ней уже редко кто осмеливался сунуться.
Шурыня же рос, как говорится, не по дням, а по часам и уже к двум годам сбегал со двора и разгуливал в одной рубашонке с голой задницей по зареченским переулкам. Его отлавливали, возвращали матери, укоряли её, что она не следит за ребёнком, но через пару дней его опять видели на задних дворах, продирающегося через крапиву или ловящего головастиков в пруду за околицей. Рос он отъявленным шалопаем. На нём всегда было минимум одежды: зимой – какой-нибудь зипунчик, подпоясанный солдатским ремнём, перешитые из взрослых широкие штаны, заправленные в валенки да шапка-треуха, нахлобученная на глаза; летом – на нём были только лишь шорты или комбинезончик на вырост и какая-нибудь большая причудливая шляпа. Да! На голову своему Шурыне Чита-Дрита непременно надевала какую-нибудь шляпу: иногда соломенную, иногда тряпичную – реже – фетровую, но всегда необычную, добытую неизвестно из какого музея или какой костюмерной.
Когда я впервые оказался у Читы-Дриты в гостях, Шурыне уже было лет шесть или семь. Случилось это при следующих обстоятельствах.
Мои ученики из московского лицея, где я преподавал рисование и МХ (Мiровую художественную культуру), приехавшие на лето отдыхать в деревню под Кимрами, катаясь по Волге на лодке в устье реки Дубны раскопали старый, ещё довоенных времён схрон с оружием. Оружие это, судя по содержимому, закопано было давно, ещё во времена гражданской войны. Оно было очень тщательно законсервировано и хорошо сохранилось. Состоял этот арсенал из нескольких промасленных и старательно прогудроненных сундуков, и насчитывал несколько десятков единиц хранения. Там, в первом же ящике, было 2 разобранных пулемёта «Максим», несколько «Маузеров», шесть револьверов типа «Наган», множество патронов к ним, и даже гранаты. Один из этих сундуков ребятам (благо их было четыре здоровых пацана и две девчонки) удалось выволочь из сводчатого подвала, где они покоились почти целое столетие, на берег Волги и погрузить в лодку, которую они при этом чуть не пустили ко дну. Возвращаться им самим пришлось уже вплавь, держась одною рукой за борот лодки, а другою гребя, помогая себе при этом ногами, потому, что сами они уже в лодку не помещались.