Как видите, сударь, философическая идея басни или сказки о марсельце не принадлежит господину де Вольтеру; в этом жанре вообще трудно стать первооткрывателем, однако вы не станете отрицать, что поэт делается поэтом в первую очередь благодаря своим идеям, что именно в них выражается его гений, а тот, кто умеет лишь разукрашивать чужие мысли и находки, — всего-навсего литератор. Боже упаси кого бы то ни было заподозрить меня в желании умалить достоинства господина де Вольтера. Среди множества окружающих нас мастеров и подмастерьев он по праву славится умением с блеском воплощать чужие идеи.
Честь имею быть и проч.”
Примечание И (к с. 96)
ДОРА:
Святая музыка, укрась мой скромный стих,
Пусть он исполнится волшебных тайн твоих.
Тебе подвластно все. Когда гроза над судном,
Ты можешь аквилон сдержать ветрилом чудным;
Ты жителей морских способна чаровать
И на младенцев сон умеешь навевать.
В полночной тишине тебя любовным бденьем
Чтит Амфион лесов, измученный томленьем, —
Печален, одинок, среди густых ветвей
Поет, забыв себя, он о любви своей.
Ты нравы грубые смягчила повсеместно:
Какой бы ни был край — и дикий, и безвестный —
Все ж оглашается он голосом твоим.
И в варварской глуши знакомо эхо с ним.
Чуть бранная труба пред битвой заиграет,
Тревожный конь тотчас окрестность озирает,
Ржет, удила грызет и, гриву распустив,
Летит стрелой туда, куда влечет призыв.
Нередко смертного ты утешаешь в горе,
Ты скрашиваешь труд, ты — средство против хворей.
Что делают все те, кого судьба гнетет,
Чья жизнь исполнена лишений и невзгод, —
На зрелой ниве жнец, от жажды изнемогший,
Пастух средь пажити, под ливнем злым промокший?
Что делает кузнец, вздымая молот свой,
Иль виноградарь в дни, когда несносен зной,
Невольник в кандалах, гребец над зыбью водной,
Раб в темном руднике, усталый и голодный,
Бродяга, зябнущий в дырявом шалаше?
Поют. Часы летят, и легче на душе.
ДЕЛИЛЬ:
Святой гармонии я предаюсь душой…
Гармония! Навек ты овладела мной.
История и баснь тебя недаром славят,
Недаром власть твою всего превыше ставят!
Сколь муза к нам щедра была в своих дарах!
Ты можешь выразить и торжество, и страх,
Ты на войну зовешь, ты праздник согреваешь,
С надгробным воплем ты унылый звук сливаешь
И ввысь от алтаря, напевом полня храм,
Молитвы пылкие возносишь к небесам.
Внимая пение бесстрашного Тиртея,
Воспламенялся Марс, а лира Тимофея
На сотни голосов звенела, говорят:
Познал он и хвалы, и нежной страсти лад.
Он пел, как Александр Таисою пленился,
Как Вавилон пред ним в развалинах дымился,
Как Дарий изнемог под гнетом неудач
И как надменного умилостивил плач…
В угрюмых мастерских, в заброшенных подвалах
Ты помощь подаешь, ты веселишь усталых, —
Что пахарь делает, взрывая дол сохой,
Иль виноградарь в дни, когда нещаден зной,
Пастух средь пажити, гребец над хлябью водной,
Рабочий-рудокоп, усталый и голодный,
Кузнец, чья целый день напряжена рука?
Поют. Часы летят, и жизнь не так горька.