Прислушиваюсь к разговору соседей за стенкой. Женские голоса обсуждают лыжные курорты Швейцарии. Горы, лыжи, сноуборды. Да, такая тема могла занять моё внимание. Сноуборд был моей слабостью какое-то время. Поставив некогда цель — встать и поехать, я встала. И поехала. Впервые на Соболинке[3]. Потом был Шерегеш, Чимбулак[4]... Я даже приобрела всю спортивную экипировку, самую модную, дорогую и красивую. Доску, крепления, ботинки, очки-зеркалки, тёплые перчатки, шлем-шапку, куртку, штаны. Всё в специализированном магазине. Три-четыре года длилась моя любовь к снежным склонам и скорости. И вдруг — бах! Одно падение — и страх. (Даже в рифму, смешно.) И не то чтобы я до этого ни разу не падала. Ещё как! Ныряла головой в сугроб, переворачивалась, проезжалась на коленках, кувыркалась через голову. Но без особых травм. А потому вставала и летела снова. А тут небольшой склон, простой перевёртыш — и на тебе. Боюсь — и всё. Пыталась снова. Но даже на лёгкой трассе оказывалась неспособной побороть ужас перед возможным падением и болью. Страх поселился внутри меня окончательно. Хотя, может, это просто инстинкт самосохранения. И ещё, как вариант — цель достигнута, сноуборд покорён, вершина взята, галочка в списке достижений проставлена. Как знать. В общем, необъезженные трассы меня перестали волновать, и пришлось продать всё обмундирование.
Насладившись воспоминанием, возвращаюсь в передвигающий моё тело вагон. Открываю планшет. Утыкаюсь в «Чемодан». И снова зачитываюсь. Отмечаю понравившуюся цитату: «С детства я готов терпеть всё, что угодно, лишь бы избежать ненужных хлопот…»[5] Хмыкаю вслух: «Ну прямо про меня».
И тут резкий голос проводницы выкрикивает привычные для пассажиров поезда «Калининград — Москва» слова: «Пограничный контроль. Приготовим паспорта». Снова меня выгнали из уютного состояния «жить чужой жизнью». Первая граница. Милая российская таможенница в форме непонятно от чего её защищающего зелёного цвета вошла в плацкартное шестиместное пространство. Высокая, худощавая, но с приятным лицом. Такой не страшно дать свой паспорт. Чаще всего служащие таможни создают впечатление бесполых андроидов с металлическим голосом и безволосым лицом, прикрытым, как крышкой, форменным головным убором. Даже у меня, долгое время работавшей на госслужбе, такие существа всегда вызывают некую смесь страха и недоверия. Но эта довольно приятная особа, проставив штамп в мой загранпаспорт, вернула его с улыбкой, что, поверьте моему опыту, редкостная редкость. Хотя, возможно, мне просто не везло. Проверив всех троих пассажиров, заполнявших эту часть вагона, таможенная дива двинулась дальше, позволив мне снова вернуться к «моему» Довлатову. Что-то, Серёжа, я сегодня не могу и десяти страниц твоего гениального текста прочитать. Нет, не то чтобы не увлекало. Ещё как! Но, чёрт побери, из-за чего-то я постоянно отвлекаюсь. Хотя вот сейчас вроде пошло. История появления поплиновой рубашки в чемодане Довлатова дочитана. С удовольствием начинаю новый рассказ.
И снова крик из точки заправки: «Товарищи пассажиры. Приготовьте паспорта. Литовская граница».
Верные служители пограничной зоны контроля иностранного государства уделяют нам более тщательное и пристальное внимание. Присматриваясь, прищуриваясь и задумываясь над каждым паспортом, красивые высокие литовцы изучают нас сквозь призму европейского недоверия. Но именно таким и должен быть таможенник. Настороженным, сомневающимся и подозревающим каждого из пересекающих границу его страны во всяких антизаконностях. Однако, несмотря на сложность проверочных процедур и тщательность контроля, от них не исходит агрессии. Это исполнение долга, и только. Взяв в руки предоставленный мною по требованию паспорт, светловолосый красавец с упоением зачитывается всеми имеющимися на его страницах записями, любуясь визами, высчитывая сроки пребывания, разглядывая штампы. Затем мой палец следует в аппарат для снятия оттиска папиллярных линий. И наконец, удовлетворившись результатами всех проделанных с моей персоной операций, верный своему долгу литовский служащий, как хирург, запечатывает пограничный шов штампом, любезно разрешая мне тем самым пересечь линию раздела наших государств.