— Но мы вернёмся, жди нас!..
Они выбрались на дорогу, и Нинка сразу исчезла в темноте. Ночь была без луны, но дорога сама по себе светилась, особенно её колеи.
— Нам не страшно? — спросила мама.
Чиж-Королевич громко ответил:
— Конечно, нет!
— Конечно, не страшно, — сказала мама. — Ведь с нами Королёв, наш отец.
— Да, я с вами, сказал отец. — Давайте даже пойду в серединке, чтобы каждому было по моей руке.
— Вот видите, как вам завтра было бы здесь хорошо, — сказала мама. — С сеновала бы попрыгали. Не уходите…
— Нет, мы пойдём всё-таки, — сказал отец.
Чиж-Королевич вздохнул:
— Мы пойдём. Вот только к Шурику зайдём на прощанье?
— Шурик — это который толстенький такой, пузатенький, в синих трусиках? А зачем мы к нему пойдём?
— Он сказал, что у него что-то есть. Очень что-то интересное, а мы не узнаем. Потому что мы ведь уйдём.
— Ну ладно, — сказал отец, — пошли к Шурику.
Чиж-Королевич потянул их к какому-то дому, и они очутились в палисаднике. Из глубины двора на них залаяла собака.
— Это лайка у них, — сказал Чиж-Королевич. — Зовут Рита. Но вы не бойтесь, она привязана.
Он постучался.
— Заходите, заходите, — сказала мать Шурика.
Они вошли в кухню.
— Шурик не спит ещё? — спросил Чиж-Королевич.
— Не спит.
— Чего же это мне спать, — сказали откуда-то снизу, с тёмного пола.
— Где он тут? — спросил отец. — Мы к тебе в гости. Поглядеть на тебя пришли.
На полу помолчали.
И тут только все увидели, что Шурик сидит к ним спиной и старательно что-то от них загораживает.
— Кино я, что ли?.. Или я поезд?.. Или какой-нибудь цветочек.
— Да будет тебе, срамник! — прикрикнула на него мать и вышла за дверь.
— Что это ты там прячешь? — усаживаясь на лавку, спросил отец.
— Ничего я не прячу… Корзина стоит, вот и всё.
— Нет, прячешь, — сказал отец. — А я сейчас подойду и посмотрю.
— А я корзину мешком накрою.
— А я открою.
— А я Лёшку позову.
— А я знать не знаю никакого Лёшки.
— Лёшку-то не знаете?.. Он же мой братан!
Но тут вошла мать Шурика и поставила на стол кувшин молока.
— Ну что, так он вам, худой мальчишка, и не показал?
— А там и показывать-то нечего, — сказал отец. — Какие-нибудь стручки гороховые…
— По-моему, у него там шишки, — сказала мама.
— Ну, нет! — сказал Чиж-Королевич. — Шишки он не стал бы прятать. Там что-то живое!..
— Как ты не понимаешь, — шепнула мама, — он тогда не покажет… Или трава там у него!
— Конечно, трава, — громко сказал Чиж-Королевич. — Или шишки. Ничего там живого и нету.
Шурик, не оборачиваясь, сказал:
— Подговорились меня дразнить?..
— Да ничего там особенного, — сказала мать Шурика. — Ощенилась наша Рита. Вот взяли щенков на ночь в дом, чтобы спросонья не задавила.
И тут из угла послышался звук, как будто шипели в огне сырые дрова.
— Ты чего, Александр? — спросила мать.
Шурик не отвечал, а только всхлипывал и шипел.
— Не совестно тебе?
Шурик, вздрагивая спиной, горько плакал.
— Жаль, — тихо сказал отец среди общего молчания. — Прости нас, Шурик.
— Это я виноват, Шурик, — сказал Чиж-Королевич, — ну зачем я захотел всё узнать!..
Все вздохнули и вышли из кухни.
— Ох уж этот Шурик! — сказала мать, провожая их до крыльца. — Я ведь хочу одного утопить, а уж другого оставить ему для забавы.
— Щенка? Утопить? — спросил Чиж-Королевич, когда они вышли на дорогу. — А зачем она хочет щенка утопить?
— Ну, как тебе сказать… — начала было мама. — Зачем, Королёв?..
— Я не знаю, — сказал отец.
— Наверное, держать негде, — вздохнула мама.
Чиж-Королевич остановился.
— Так давайте мы возьмём одного!
— Вы же уходите, — сказала мама. — Когда вернётесь, тогда и будете просить.
Чиж-Королевич ещё раз оглянулся на дом Шурика и посмотрел на отца.
— Мы ведь не очень долго там будем?
Отец пожал плечами:
— Как знать.
Вдруг впереди зажглась спичка. Пламя осветило траву и курносое, обгоревшее на солнце лицо.
— Кто это здесь возле дороги ползает? — спросил отец. — И спички зачем-то жжёт.
— Семихин Николай-старший… Вы поаккуратней, тут у меня велосипед.
— Конечно, выползков тут ищешь?
— Не выползков, — сказал Николай. — Педаль…
— Велосипед-то, наверное, отцовский.
— Угу…
— А отцу рано утром на работу ехать, или на покос, или ещё куда?..