…Его звали Раэнэ; потом — Реанар, когда рохиррим, приютившие его после смерти матери, изменили на свой манер чужеземное слово. Слово, на которое он привык откликаться, но так и не научился считать своим. Реанар — сухой стук мёрзлой земли по одинокой могиле. Реанар — дребезжание надорванной струны. Скроенная из обрывков, из чужих неравнодушных рук принятая судьба. А спустя несколько лет и это имя ушло в прошлое, растаяло, как ночной туман с восходом солнца. И остался — Гилрандир, Звёздный Странник, воспитанник Владыки Келеборна.
Но это было потом…
Он плохо помнил землю, из которой пришли они когда-то в Роханские степи. В памяти сохранилась только свежесть морозного солёного ветра, и высокая витая башня, и мачты, качающиеся на фоне серого неба. Семь Городов из рассказов матери были сказкой. Волшебной, чудесной сказкой, в которую с каждым годом верится все меньше.
Здесь, в Рохане, всё было не так. Здесь была степь, покрытая высокой, в рост ему, жёсткой травой. И ветер пах пылью и полынью, а не солью. И звуки незнакомого, лающего языка с трудом сплетались в слова, а высокие светловолосые люди казались странными и непонятными. Они не держали ни овец, ни коров, зато вокруг каждой хижины свободно паслись десятки коней. Они не сеяли зерна и почти не обрабатывали огородов, и он долго не мог понять, как это возможно: жить без хлебной печи в доме…
Он почти не помнил своей настоящей родины.
И назвать домом чужую эту землю тоже еще не умел.
— Но если там было хорошо, почему мы ушли, мама?..
— Так было надо, йолло…
— Да-да, я помню, так сказал папа… А почему — надо?
— Не знаю, сынок. Не знаю. Я — всего лишь Помнящая… Я не вижу будущего.
— А я, мама?
— Ты поймёшь сам, когда твой дар проснётся…
Он сидит у матери на коленях, прижавшись головой к ее груди. Щурится сонно. Ему тепло, спокойно и совсем немного грустно. Он почти не помнит отца. Только его руки, большие и жёсткие, и густую колючую бороду.
Да иногда, во сне, приходит ощущение теплого дыхания на щеке, тихий срывающийся шёпот: «Ты поймёшь… Когда-нибудь. Постарайся меня простить…»
Он не знает, что должен понять и за что прощать, но маму больше не спрашивает об этом, потому что она сразу начинает плакать. Он не любит, когда она плачет.
— Мама, но ведь папа не знал, что уйдёт на Пути, правда? — он уже почти спит, и собственный голос кажется ему звучащим, словно издалека. — Он же не бросил бы нас?..
— Конечно, сынок… Конечно, не знал…
Сквозь дрёму ему кажется, что мама плачет. Но сил открыть глаза уже нет. Он уже спит. И под ногами у него — бескрайняя опрокинутая чаша звёзд, и могучие чёрные крылья легко несут его над спящей землёй…
Рохиррим были дружелюбны. Но рядом с этими светловолосыми рослыми воинами, совсем не похожими на соседей из земель Совы, ему казалось, что он остался голым на зимнем ветру. Они боялись его мать — хотя и пользовались её помощью, если случалось заболеть. И странно косились на него, заставляя сжиматься в комок и путать слова чужого языка.
Он помнил первое лето — смутно, смазанными разрозненными картинками: солнце; распахнутая к окоему даль, ровная, как стол; бесконечное колыхающееся море алых цветов. Большой, почти как дома, каменный город, низкая крепость с золотым куполом. Шум веселой толпы на широкой площади и край маминой юбки, в которую он, боясь потеряться, вцепляется изо всех сил. Крупный зеленый рак, недовольно шевелящий клешнями. Гнедой в яблоках конь, совсем не похожий на могучих лохматых битюгов, знакомых ему по Семиградью, чьи-то руки, легко подсаживающие его на лоснящуюся спину. Обломанный стебель речного камыша и распирающий, переполненный солнцем восторг, когда тихое сипение вдруг, вместе с щекотным ощущением на губах, превращается в нежный и трепетный, долго тянущийся чистый звук.
…Потом была война. И краткий, голодный мир, и снова война.
А вслед за ней пришел мор.
— Вот так-то, сынок… — руки матери осторожно промывают остро пахнущим отваром разбитые губы, а голос — глухой, горький, с щемящей ноткой усталой безнадежности. — Двадцать лет, почитай, как нет Темного Властелина — а виноватых-то в хвори все равно найти нужно? Не ходи пока в деревню, йолло… Не дразни беду.