Никто не знал, что он вновь пойдёт в руины. Никто.
Кроме…
— Керна? — поколебавшись, окликнул все-таки южанина Гилрандир.
Тот разогнулся, оглянулся через плечо.
— Ну?
— Я не спросил… Как ты узнал, что мне нужна помощь? И как… как вообще оказался там? Ведь это — почти полсотни лиг, разве нет?
— Ааа… Ну да. Меня попросили забрать тебя из Тай-арн Орэ.
— Попросили?.. — Гилрандир прикусил губу, чувствуя, как тонкий холодок предчувствия превращается в тяжёлый ледяной ком обречённости. Нет, не может быть, это просто совпадение…
— Кто… кто попросил?
Выдохнул — и сам не узнал своего севшего голоса. Южанин странно покосился на него. Нагнулся, вновь возвращаясь к прерванной работе. Произнёс спокойно, с не понятным пока Гилрандиру холодком:
— Король-Надежда.
Гилрандир промолчал, но молчание это, должно быть, было таким красноречивым, что Керна, помолчав полминуты, пояснил:
— Побратим Защитника. Один из Девяти.
Гилрандир сглотнул, чувствуя, как леденеют руки. А Керна, бросив на него хмурый взгляд, добавил неохотно:
— Попросил, чтобы я присмотрел за тобой. Гондорец, ты правда забрался в развалины по своей воле? Дурак ты, что ли? Король-Надежда сказал мне, что ты не выдерживаешь его прикосновений, что-то там с тобой не так. И ты полез в руины Замка Ночи? Ты дурак или самоубийца?
Гилрандир промолчал. Он пытался справиться с ознобной дрожью. Пытался — и не мог. Керна внимательно посмотрел на него. Пожал плечами.
— А, ну тебя… с сетью поможешь?
Ответа он не дождался. Менестрель слышал его, слышал его просьбу… понял с благодарностью, что Керна пытается так отвлечь его от неприятных мыслей…
…но стряхнуть навалившееся вдруг тяжёлое оцепенение никак не получалось.
Керна резко встал. Бросив сети, подошёл к нему, стремительно нагнулся, заглядывая в глаза. Выругался непонятно, зло, и размашистым шагом вышел из сарая. Гилрандир едва заметил его уход. Он вспоминал, вспоминал — каждый жест, каждое слово… вспоминал — и пытался понять: что это — ловушка? Или Чёрный Всадник не лгал, и действительно всего лишь беспокоился за жизнь незваного гостья? Неужели он действительно думает об этом? «Чёрный Всадник» и «беспокоится» — какой абсурд! И всё-таки, всё-таки…
Он так глубоко задумался, что опустившаяся на плечо ладонь заставила его дёрнуться и испуганно вскинуть голову. Над ним стоял хмурый Керна с дымящейся чашей чего-то горьковато-пряного.
— Дурак ты, гондорец, — сердито повторил он. Сунул прямо в руки горячую чашу — она действительно была полна доверху тёмным, ароматным питьём — и опустился напротив него, прямо на недочинённую сеть.
Гилрандир промолчал. В душе было пусто и муторно, как в трюме корабля, из которого уже вынесли груз, оставив по углам лишь гнильё и никому не нужный мусор. Прежние представления о жизни, о мире, о правде и лжи, окончательно превращались в обломки. Что будет построено из них? Будет ли — хоть что-то?
Он через силу, с трудом вырываясь из тягостного оцепенения, поднёс чашу к губам. Керна следил за каждым его жестом: внимательно, тревожно. На миг мелькнула глупая мысль — «отравит?..» Мелькнула — и исчезла. Смысл тратиться на отраву, можно подумать, он сможет что-то поделать, если Керна сейчас вытащит меч…
Южанин, словно подслушав его мысли, тяжело вздохнул.
— Вот и об этом он говорил… Права была бабка: совсем ты юродивый, как только дожил до таких лет… Король-Надежда тебе жизнь спас — ты бы видел, в каком состоянии я тебя из руин вынес! Он сказал, что ты будешь искать, где я тебя обманываю. Если скажу, что по его просьбе за тобой в развалины полез. Я не верил, знаешь ли.
Гилрандир промолчал. В гробовой тишине он допил питьё, которое оказалось терпким и неожиданно крепким, мгновенно растекающимся по жилам жарким согревающим огнём. Керна не торопил его, не спрашивал ничего. Разглядывал лежащую на корзине лютню, думал о чём-то своём. Лишь когда Гилрандир протянул ему пустую чашу, с благодарностью и неловкостью склонив голову, шевельнулся, поднялся — легко, гибко. Кивнул менестрелю на дверь.
— Пошли, что ли. Покажу кое-что… Бабка заругает, конечно. Ну да ладно. Может, дойдёт до тебя…
Мгновение — всего одно, короткое и тягостное — Гилрандир колебался, не в силах ещё решить, что ему делать: довериться южанину, чужаку, исконному врагу своего народа… человеку, не побоявшемуся зайти за ним в дышащие смертью руины, вылечившему и выходившему его. Довериться — и тогда уже больше не оглядываться со страхом, не ждать удара, не принюхиваться подозрительно к предложенной пище…