Выбрать главу

Тай-арн Орэ. Последняя встреча

…Он стоял посреди обугленных обломков — хрупкий, болезненно-ломкий, и на вдохновенном, искажённом безмолвном страданием лице застыло высочайшее сосредоточение, и солнце просвечивало свозь вскинутые в мучительном единении музыки тонкие руки, и казалось, не лютня — сам мир звенит, заходясь в безысходных рыданиях, подчиняясь ласкающим чёрный гриф пальцам.

…А Гилрандир бессильно опустил лютню, и, не открывая глаз, всё с той же мучительно-светлой, горькой улыбкой стал заваливаться назад.

…— Нет, стой… — выдохнул почти неслышно, поднял бессильные руки — оттолкнуть, вырваться. Обвис без сил в бережных объятьях. — Не надо… Не хочу…

Открыл с трудом глаза. И улыбнулся вдруг: светло, горько, беспомощно…

— Элвир, прости… Я не… я не за помощью пришёл. — короткий, рваный вдох, через силу, вопреки подступающему беспамятству. — Я пришёл… умирать. Хотел успеть проститься… с тобой.

…Дрогнули густые ресницы. Взгляд — усталый, невероятно спокойный:

— Побудешь со мной… немного? Уже недолго…

* * *

…Музыка обнимала его своими крыльями, и ему казалась: он сам летит, свободный и невесомый. И рыдала невидимая уже лютня, и тоской, невыносимой скорбью и пронзительно-острой надеждой пронзало душу, и страшило лишь одно: только бы не замолкла лютня, только бы не прекратилась эта боль…

…И мерцающая тёмная волна возносила его на своих ладонях к небу, всё выше, выше, и вот — расстилается перед ногами сияющая бесконечность, полная звёзд…

* * *

Разбросанные по свету, скованные по рукам и ногам непосильным даже для бессмертных долгом, десятилетиями не смеющие хотя бы на миг покинуть своих тягостных постов — сейчас они спешили к Тайн-арн Орэ. Что-то эфемернее, чем зов, и сильнее, чем предчувствие, вело их сюда, к самому сердцу их общего дома. Что-то важное готовилось свершиться. И Девятка, как прежде, должна была встретить это вместе.

Восемь — спешили к руинам из разных концов Арты.

Девятый же — первый, однажды и навек, пока жив хотя бы один из них, Первый — и так был здесь.

* * *

Колдовское пламя вспыхнуло разом, светло и жарко. Взметнулось колеблющейся золотой стеной, скрывая за своим зыбким пологом тело менестреля. Отразилось в непроницаемых темных глазах Провидца, на мерцающих клинках, обнаженных в воинском салюте, мрачными искрами запульсировало в глубине темных камней на железных кольцах.

Назгулы молча стояли возле погребального костра. Сухими, безжизненными глазами смотрел Элвир на пляску погребального пламени, и беспомощно отводил взгляд Эрион, не зная, как помочь, как исцелить душу, с каждым разом все крепче замыкающуюся в ледяную скорлупу горя. И неподвижно, почетным воинским караулом, стояли вокруг братья, отдавая последнюю честь человеку, которого опоздали встретить живым, увидев лишь — сквозь промытое непролитыми слезами стекло боли и памяти самого юного из Девятки.

Магический огонь — совсем не то, что дрова, пусть даже и самые сухие. Несколько мгновений — и опала раскаленная стена. На черной земле осталась лишь горсть невесомого пепла. И больше — ничего. Ни костей, ни пряжки от плаща…

Налетевший с севера сухой порыв ветра подхватил пепел, взметнул его вверх, к холодным крупным звездам.

— Доброй дороги, Звездный Странник, — тихо произнес Еретик вслед исчезающим в ночи искрам.

И, словно скрепляя напутствие стальной печатью, слаженно свистнули мечи, возвращаясь в ножны.

Элвир медленно поднял голову. Дрогнули в горькой, беспомощно-юной улыбке губы.

…Что он хотел сказать? Хотел ли?

Не успел.

— Он вернется.

Голос — лунный блик на клинке, и молчит испуганно вспоротая ночь. Миновало долгое мгновение, прежде чем Хранители услышали, осознали.

— Вернется? — Сайта стремительно повернулся к Провидцу, опередив на миг Денну и Мага. — Погоди-погоди… Ты хочешь сказать, что он тоже — один из первой Девятки?!

Элвир вдруг рывком вскинул руки, пряча в ладонях лицо. Встревоженно качнулся к Королю-Надежде Эрион, взволнованно оглядываясь на непроницаемое лицо Провидца, на удивленно переглядывающихся друзей…

Хонахт молчал, по своему обыкновению не спеша задавать пустых вопросов, но и в его глазах отражалось искреннее удивление.

— Он — из первой Девятки, как ты? — настойчиво повторил мореход. Моро шевельнулся, наконец отворачиваясь от того места, где, казалось, все еще видел огненную пляску искр и призрачную дорогу, уводящую к звездам. Странная, невесомая улыбка коснулась тонких губ.