Альдир молчал, не пытался больше ничего говорить. Тело его всё ещё содрогалось, словно в агонии, но страшный полуобморочный сон уже ушёл, утёк вместе с невольными, лишь в такие вот минуты слабости прорывавшимися слезами. Карвин знал, что скоро Альдир придёт в себя, и будет со стыдом прятать мокрое лицо, и смотреть будет — виновато, с беспомощной благодарностью, раз и навсегда запомнив, за что нельзя — ни в коем случае, никогда нельзя — просить прощения у сводного брата.
А Альдир уже приходил в себя. Вот расслабились напряжённые плечи, спокойнее стало частое захлёбывающееся дыхание, постепенно стихала крупная болезненная дрожь.
Карвин тяжело вздохнул. Покачал головой, невесело улыбаясь. Прижался щекой к растрёпанной макушке, прикрыл устало глаза. Пообещал хмуро:
— Закончится эта клятая война — увезу тебя к тётушке. Даже если князь будет против. Сколько уже можно, можно подумать, больше у короля картографов нет…
Альдир передёрнул плечами. Не ответил ничего. Но и это было уже хорошим знаком.
— Что, не так? Которую ночь ты уже не спишь толком?..
Альдир тяжело вздохнул ему в тунику. Голос прозвучал глухо, вибрацией отдался где-то в груди:
— В войне разве дело…
Карвин щёлкнул по растрёпанному затылку.
— А в чём тогда? Ладно, не отвечай, сам знаю — в батюшке нашем, князе пресветлом, чтоб его… — прислушался к невнятному бурчанию. — Нет, вот не надо только этого твоего квэнья! В чем тогда дело, если и не в нём, и не в войне? Когда это было, чтобы тебе почти каждую ночь снилось… такое вот? Нееет, ты не отворачивайся! Знаешь же, что я прав! Отец знает, что значит для тебя чужая кровь, знает и всё равно заставляет тебя участвовать в этой никому не нужной бойне.
— Я всегда отбирал у тебя всё, что было твоим по праву… — глухо прошептал он вдруг. — Если бы не было меня, отец признал бы тебя… Ему нужен наследник, не я — так ты, лишь бы всё было законно… Почему ты всё ещё любишь меня, «…», ведь это я, только я стою между тобой и титулом…
Карвин изумлённо отстранился. Мгновение поражённо смотрел на брата, словно пытаясь понять, не ослышался ли. Потом краска схлынула с его лица, окаменели острые скулы.
— Ты… Что ты несёшь?!. — он в ярости встряхнул брата за плечи, так, что голова беспомощно мотнулась из стороны в сторону. Прошипел яростно, с явным трудом понижая голос:
— Между чем ты стоишь, недоумок? Что на тебя опять нашло! Решил себя уморить, что ли? Люблю я его! Да тебя не любить, тебя убить нужно, идиота, пока сам с собой что-нибудь не учинил!
— Думай, что говоришь, — оборвал его отец. — Тебе оказана огромная честь, будь добр проявить благодарность!
— Честь? — беспомощно вскинул голову Альдир. — Честь — подписаться под предательством?!
Тяжёлая пощёчина сшибла его с ног. Он рухнул, опрокинув стул, взорвался болью ушибленный локоть. Щека горела, словно в огне, в голове шумело.
Князь, отшвырнув в сторону стул, шагнул вперёд и, нагнувшись, за шировот поднял его на ноги. Взбешённые, белые от ярости глаза буквально впились в его лицо. Альдир замер, боясь шевельнуться. Он сам не понимал, как вырвались у него эти слова, и сейчас медленно цепенел, осознавая: если король прикажет, отец не возразит ни словом. Даже не задумается.
Князь оглянулся на короля.
— Государь, я вижу, что плохо научил сына вежливости, — голос его был полон горечи и глухого, с трудом сдерживаемого гнева. Король не ответил. Он с любопытством разглядывал медленно бледнеющего картографа, и в глазах не было гнева — только недобрый какой-то интерес.
Когда король вышел, князь какое-то время постоял у шатра, задумчиво глядя вслед своему повелителю. Потом резким жестом задернул полог и решительно подошёл к столу.
— Я надеюсь, ты хорошо уяснил, что должен делать, — сухо бросил он сыну. — И что — не должен. Особенно, что не должен.
Альдир молчал. Раздражённо дёрнув плечом, князь сказал более холодно:
— Учти, сын, я не позволю тебе опорочить доброе имя нашего рода. Ты можешь считать этот поход вероломством — да хоть вовсе святотатством! Считай сколько хочешь. Но язык ты будешь держать за зубами. И выполнить, что велено, в точности. Я сам проверю, чтобы ты не внёс… корректив в эти карты.
И вновь Альдир не ответил. Смотрел в стол, на разложенную карту, тупо, без единой мысли, скользя взглядом по рукописи грядущего чудовищного предательства. Просто не мог найти в себе силы поднять глаза, взглянуть на человека, которого когда-то любил. И — до сегодняшнего дня — уважал.