— Ты меня услышал? — повысил голос князь.
Он медленно поднял голову.
— Да.
— Хорошо, — удовлетворённо кивнул тот. — И учти: эти карты видели только двое — король и я. Ты — третий. Если хоть что-то из этих сведений, хоть малейший намёк, просочится к кому-то четвёртому… У меня есть ещё один сын, и, видят Валар, я всё чаще думаю о том, чтобы признать его, а тебя отправить туда, куда ты так настойчиво рвался сегодня, дерзя королю!
И, не говоря больше ни слова, он развернулся и вышел из шатра. Хлопнул на ветру небрежно отброшенный полог. Альдир так и остался сидеть, тупо глядя на ядовитого скорпиона, которого должен был размножить и превратить в смерть для сотен тысяч харадцев. Для людей, что были дикарями, язычниками; но, в отличие от верных Валар гондорцев, чтили священную клятву перемирия.
Первая попытка казни
Когда на следующее утро князь вошёл в отведённый для младшего картографа шатёр, Альдир уже час как сидел за столом, но лист тонкой телячьей кожи перед ним был девственно чист, а чернильница — полна до краёв.
— Я хочу увидеть то, что уже готово, — ровно не спросил — потребовал князь.
Альдир медленно поднял на отца голову. Долго смотрел на него, пытаясь найти в себе хоть какие-то слова — нет, хоть какие-то мысли! Пытался.
— Ты оглох? — холодно взглянул на него князь. — Покажи мне, что сделал.
Он медленно опустил голову. Помолчал, чувствуя, что играет не с огнём даже — со смертью, но не в силах чего-либо поделать со сковавшим его чудовищным омерзением. Наконец, он неохотно, без слов, кивнул на стол.
Князь подцепил двумя пальцами пустой лист. Задумчиво поднял его к свету. Бросил на стол и тихо, очень опасно спросил:
— Что это значит, Альдир?
По спине пробежали холодные паучьи лапки. Знал: в гневе отец способен на всё. Даже вытащить меч и прямо здесь…
Он опустил голову, не в силах выдержать ледяного, пронизывающего до костей взгляда. Вздрогнул: сапоги князя были заляпаны кровью. Козьей? Или?..
Он сглотнул.
— Это подлость, отец, — почте беззвучно выдохнул он.
Князь молчал долго. Очень долго.
— Повтори, что ты сказал, — спокойным, обманчиво-мягким тоном наконец произнёс он.
Альдир сглотнул.
— Это — подлость, — упрямо, понимая, что совершает сейчас, возможно, последнюю в своей жизни ошибку, прошептал он.
— Изволь не мямлить, как девица, когда я с тобой разговариваю! — вдруг рявкнул князь. Тяжёлый кулак упал на стол, заставив подпрыгнуть походную чернильницу. А князь уже ухватил сына за шировот и, рывком вздёрнув его на ноги, сильно тряхнул, как щенка. — Если у тебя вдруг появилась смелось возражать — делай это, как мужчина! Или — сядь, заткни свой поганый рот и принимайся за работу! Ну?
Альдир медленно вздохнул. И — вдруг понял, что яростная вспышка отца ему помогла. В голове больше не было густого ватного тумана: только ясное, острое понимание собственной правоты. Он глубоко вздохнул, загоняя как можно глубже невольную нутряную дрожь.
— Это подлость, отец, — чётко, громко произнёс он, глядя прямо во взбешённые серые глаза. — Гондор никогда не отмоется от славы предателя и клятвопреступника, если совершит это нападение.
Князь удивлённо разжал кулак. Кажется, подобной решимости от сына он не ожидал, и теперь не вполне понимал, как дальше себя держать. Отступив на шаг назад, он склонил голову, с недоумением оглядел Альдира с ног до головы.
— У моего никчёмного сына наконец прорезалась решимость, — иронично озвучил он наконец. — Немного невовремя, ты не находишь?
И, поскольку Альдир молчал, решительно шагнул к столу, скатал секретную карту, раздражённо затолкал её в небрежно прислонённую к ножке стула тубу и, сунув за пазуху, холодно кивнул сыну.
— Идём, покажу тебе кое-что.
…«Кое-что» оказалось небольшим внутренним двориком возле королевской походной резиденции. Небольшой, тридцать на тридцать шагов, глухой двор, огороженный забором из толстых, в два роста, бревён, с одной-единственной калиткой наружу, в лагерь, и несколькими другими, ведущими куда-то во внутренние помещения.
Альдир ступил вслед за отцом через низкий порог — и, вздрогнув, оцепенел. Это был тот самый двор. Двор из того, давнего, сна, одного из немногих, что ещё не сбылись.
И он не был пуст.
Одетый в серое служка неторопливо ходил по двору, засыпая свежим песком широкую лужу крови, растекающуюся из лежащего на низкой колоде тела. Над самим телом суетились ещё двое, отстёгивая толстые, блестящие то ли от чистки, то ли от частого использования цепи.