Сглотнул — и тут же увидел, как тревожно сходятся на переносится густые брови брата.
— Погоди, ты что, дал ему повод?..
— Нет! — выкрикнул почти в панике — и сам не понял, чего больше испугался: того, что Карвин догадается о чём-то — или собственного стыдливого сожаления, что — не дал таки этого повода.
— Ну так не ори! Всё! — Карвин крепко встряхнул его за плечи. — С этой минуты ты больше не делаешь ни единой глупости! Ты слышал? Давай, ищи свою дурную голову, куда ты там её задевал? И будь примерным сыном, хоть пару дней, всё обойдё… Альдир!..
Испуганный вопль брата был последним, что он услышал. Слова, просто слова, старая привычная присказка… Но навалилось, подкатило к горлу, ударило ослепительным солнцем полуденной площади и рвущей выматывающей болью, ещё-не-бывшей болью…
Мелькнул перед глазами запрокидывающийся полог шатра, расширенные в тревоге серые глаза…
Потом были только надёжные руки, подхватывающие, не дающие рухнуть на земляной пол.
И темнота.
А брат оглянулся по сторонам, прислушался к шуму готовящегося завтрашнему маршу лагеря и задёрнул плотнее полог. Постоял полминуты, задумчиво покачиваясь с пятки на носок и разглядывая его с хмурым, тяжёлым вниманием. Потом решительно подошёл. Сомкнулись, как железные тиски, на плечах крепкие пальцы.
— Альдир, — тихо, как-то очень спокойно проговорил он, глядя ему прямо в глаза. — Я надеюсь, что ошибаюсь. Не потому, что считаю, что король прав: то, что мы делаем — подлость, и я надеюсь, что Ханатта устоит, а Гондор не войдёт в историю, как королевство, победившее с помощью предательства. Но если мои подозрения всё-таки верны… Уходи отсюда. Сразу, как войско уйдёт. У тебя ведь есть какая-то связь, те, кто ждали тебя в Барад-Дуре? Вот туда и иди. В Ханатту, в Кханд… Я найду тебя — после войны, обещаю. Я выживу и найду тебя. Если ты действительно сделал то, о чём я думаю — пожалуйста, уходи сейчас, пока ещё не поздно.
Пленница
Полог шатра отлетел в сторону, отброшенный нетерпеливой рукой. Старый князь ворвался в шатёр, равнодушно махнул рукой в сторону застеленного низкого ложа.
— Туда. Верёвки проверьте. И вон отсюда.
Картограф потерянно поднялся, с медленно нарастающим недоумением глядя на взвинченного, какой-то весёлой злостью полного отца. Вздрогнул, увидев, кого вели за собой, стараясь не толкать слишком сильно, двое хмурых, явно мечтающих сквозь землю провалиться воина.
Вздрогнул ещё раз, разглядев: заплаканное бледное лицо, растрёпанные, когда-то бывшие сложной причёской, чёрные блестящие волосы, тонкие связанные руки, беспомощным жестом прикрывающие живот…
Воины осторожно, с опасением покосившись на брезгливо щурящегося князя и виновато — на белого, как мел, картографа, опустили пленницу на жёсткое ложе и, не оглядываясь, с почти неприличной поспешностью выскочили наружу.
Альдир тем временем успел овладеть собой. Лицо стало почти спокойным; только бледные губы сжались в тонкую, непривычно жёсткую линию, да в глазах тлело что-то, что никому из тех, кто знал его раньше, видеть в них не приходилось.
— Что это значит, отец? — хмуро осведомился он, дождавшись, пока утихнет неловкая суматоха за поспешно задёрнутым пологом.
— Именно то, о чём ты, я надеюсь, подумал, — сухо отрезал князь.
— Надеюсь, что нет, — тихо, с медленно нарастающим гневом, откликнулся картограф. Князь презрительно усмехнулся.
— Какое же ты ничтожество, Альдир. Довольно. Я больше не намерен этого терпеть. После войны ты остаёшься при штабе, об этом я уже договорился. А пока… тебе пора стать мужчиной, мой дорогой застенчивый сын.
— Не вижу связи между этими двумя событиями, — ещё тише, упрямо проговорил Альдир, стараясь не смотреть на плачущую беззвучно девушку, связанными руками пытающуюся поправить измятую одежду.
— Тем хуже для тебя.
Картограф вскинул глаза — и князь довольно усмехнулся, увидев в них что-то, чего не видел, не привык видеть раньше на лице своего тихого безответного сына.
— Злишься? Хорошо. Может, ты и не так никчёмен, как мне начало казаться в последнее время. Это, — он равнодушно махнул рукой в сторону беззвучно плачущей пленницы, — мой подарок тебе. Рассвета она не увидит, так что огласки можешь не бояться. И я надеюсь, тебе хватит ума сделать с ней, что полагается делать мужчине с красивой… — краткий брезгливый взгляд назад, — достаточно ещё красивой женщиной. Отнесись к моему… совету серьёзно, сын. Я всё чаще думаю о том, что один законный, но нормальный сын меня устроил бы больше, чем бастард и законный недоносок, позорящий имя нашего древнего рода и само звание мужчины.