— Ещё слово, и я убью тебя, — сухо, вдруг резко успокоившись, сообщил ему в спину князь. Карвин беспечно пожал плечами. Усмехнулся дерзко, глядя прямо в глаза королю.
— Ты позволишь мне говорить, государь?
Потрясённая тишина во дворе не спешила уходить, казалось — становилась ещё всеобъемлющее. Задние ряды начали осторожно, стараясь не привлекать к себе внимания, пятится к выходу; передним деваться было некуда.
Король задумчиво улыбнулся.
— Нет, юноша, пожалуй, нет… Это было бы слишком жестоко — лишать род верного моего слуги наследников. Я приказываю тебе молчать. Сочувствую твоему горю — но князь Итилиенский, согласно указу моего прадеда, имеет полное право поступить с нарушившим его волю сыном так, как считает нужным. Отойди к зрителям, Карвин Итилиенский. Или, если это зрелище слишком тяжело для тебя, я дозволяю тебе удалиться.
И махнул рукой палачу:
— Продолжай.
Карвин побелел, вмиг сравнившись цветом лица с братом. Шагнул вновь вперёд палач, вскинул привычно топор. Уронил голову, стискивая до хруста зубы, Альдир, сжал в кулаки беспомощно трясущиеся, как в ознобе, связанные руки…
Князь потянул сына за плечо, настойчиво заставляя его отойти назад, прочь от плахи, от распростёртого обречённого преступника, туда, куда не достанет кровь, что вот-вот ударит из рассечённых жил…
…Потом те, кто сохранил-таки достаточно мужества, чтобы не ускользнуть втихомолку со двора, кто стоял лицом, кто видел произошедшее, будут пересказывать остальным подробности, и спорить будут, до хрипа, до сбитых кулаков, и отстаивать своё мнение, повторяя, раз за разом, шокирующие подробности…
Потом. Когда всё закончится.
Тогда же — не успел отреагировать никто. Только открыл запоздало рот для оклика князь, на дюйм промахнувшись ладонью мимо плеча вдруг прянувшего вперёд сына.
А Карвин легко оттолкнулся от неширокого куска колоды, не занятого плечами приговорённого, и одним стремительным движением бросил своё тело поверх тела брата, заслоняя его собой. Сжал на миг плечо придушенно вскрикнувшего, забившегося отчаянно Альдира, осознавшего, угадавшего происходящее — но бессильного сейчас хоть что-то предпринять вопреки. Ахнул палач, в последний миг успевая задержать топор в верхней точке, не давая карающему лезвию рухнуть вниз, обрывая сразу две жизни.
А Карвин, не обращая внимания на умоляюще вскрикивающего что-то Альдира, опустил голову, прижимаясь щекой к затылку брата, накрывая его беззащитную шею — своей, и пугающей, бесшабашно-злой, бесстрашной была его улыбка.
— Если у тебя, отец, избыток наследников, — колоколом прозвенел в потрясённой тишине взбешённый, пьяный от ярости и страха молодой голос, — то я упрощу тебе работу.
Приподнял чуть голову, находя взглядом наполненные не гневом даже — искренним изумлением глаза короля. Улыбнулся ясной бесшабашной улыбкой, опережая заливающую эти глаза взбешённую черноту, успевая — на миг раньше обрекающего королевского «продолжать казнь!»:
— Я клялся тебе в верности, государь, и пусть Валар будут мне свидетелями: я никогда не отступлю от своей клятвы, — звонко разнёсся над двориком его весёлый злой голос. — Но я не верю, что мой королю готов подтвердить несправедливый приговор, вынесенный моим отцом! Если же это так — мне лучше умереть вместе с братом, поскольку служить тебе я больше не смогу, как не смогу и отречься от своей клятвы верности!
И, подтверждая свои дерзкие слова, вновь опустил голову, прижимаясь щекой к черноволосому затылку.
Альдир вновь слабо дёрнулся, безуспешно пытаясь сбросить непрошенного защитника. Шевельнулись беспомощно, беззвучно бескровные губы, умоляюще выдыхая что-то. Карвин только усмехнулся в ответ. Руки его опирались на края колоды, но и так веса отнюдь не субтильного воина было достаточно, чтобы у брата сил хватало лишь дышать — не более.
Застыл на полушаге князь, глядя на сыновей не с яростью даже — с ненавистью, и тем, кто ненароком натыкался на этот взгляд, казалось: сумей он справиться с оцепенением, найти хоть слово, и это слово будет — «продолжай!»
…А король смотрел — смотрел на него, смотрел изумлённо, недоверчиво, и не понять было, чего больше в его глазах: гнева — или потрясённого, столь редко посещающего их восхищения. Спустя бесконечные, тягостные мгновения лицо короля вдруг разгладилось, на губах мелькнула одобрительная усмешка.
— Смелые слова, дитя. Редко встретишь в наши дни столь искреннюю братскую любовь и столь высокую доблесть, достойную древних легенд! Тем более я рад слышать, что узы крови для тебя не крепче твоего слова.