— Он знал, — тихо проговорил Денна, вдруг отчетливо осознав: Элвир — знать об их последнем разговоре должен.
Звездочет медленно поднял на Защитника лихорадочно блестящие глаза.
— Ч… что?
— Он знал, — уже громче и тверже повторил Денна. Поймал взгляд Короля-Надежды, поколебался на миг, почти готовый раскрыть свою память… Показать — то, что помнил, то, что понял, но не сумел уже исправить тогда, на залитом лунным светом опалённом плато Кормаллена.
Не решился. Слишком больно… слишком жестоко.
Произнес нехотя вслух, сам цепенея об безжалостности сказанного:
— Он спросил меня, больно ли…
Запнулся, увидев, как обморочно шатнулся Элвир. Понял вдруг: не сможет, просто не сможет, не посмеет сейчас рассказать все, до последнего слова. И показать — не посмеет. Таким горьким пониманием и нечеловеческой мукой плеснуло из светлых глаз Элвира…
Денна невольно, не сразу осознав собственный жест, коснулся пальцами шеи. Там, где под глухой, под горло, туникой можно было нащупать тонкий след шрама…
Звездочет дернулся, сглотнул судорожно, словно на грани обморока. Отвернулся рывком. Закусил губу.
Шагнул было вперед Сайта; замер, остановленный упавшей на плечо ладонью Еретика. Хонахт даже не шевельнулся. Словно и нет его здесь — тень среди теней, лунный блик на земле…
А Денна, почти ненавидя себя за то, что делает, настойчиво повторил:
— Элвир, он знал. Ты не мог успел. Слышишь? Он знал свою судьбу. Знал, чем заплатит за предупреждение о нападении. Ты не мог его спасти. Никто не мог. Проклятье, Элвир! Да очнись же! Вспомни Учителя!..
Вот это проняло. Юноша дернулся, как он пощечины. Обернулся рывком — плеснуло из глаз болью. Обычной, человеческой, почти непосильной для живого существа болью… Что-то беззвучно, глядя в упор на Денну, проговорил за спиной Элвира Сайта. Денна не стал читать по губам: и так знал, что думал о нем мореход. Знал — и был полностью согласен.
…Но иначе, кажется, сейчас было нельзя.
Эрион бы понял. Гноящиеся раны нужно вскрывать.
Еретик неслышно шагнул вперед, разжимая хватку на плече поморщивщегося Сайты. И тихо произнес, не глядя ни на кого:
— Он вернется.
И почему-то не показалось странным это уверенное: «вернется»… Словно встал незримо между братьев Моро, и не серые глаза цвета северного прибоя — непроглядная ночь Востока взглянула во тьму будущего.
Элвир медленно развернулся. Долго, очень долго глядел на горько улыбающегося Еретика. И, казалось, видел там что-то… что-то, что знали они двое — да еще, быть может, так и не пожелавший докричаться по мысленной связи Моро.
Потом он медленно, очень медленно кивнул головой. Откликнулся измученно.
— Я знаю…
Оглянулся через плечо на Денну. Улыбнулся горько, сквозь слезы:
— Спасибо.
Ответить никто не посмел.
— Пойдем, — наконец непривычно тихо проговорил Сайта, делая шаг вперед и опуская широкую ладонь на плечо безучастного ко всему Короля-Надежды. — Пойдем, брат…
Принц Эльдарион, Денна
Засов, запирающий двери темницы, громко лязгнул, и сидящий на деревянном топчане юноша вздрогнул, выныривая из своих мыслей. Вскинулся, с надеждой и тревогой глядя в открывшийся дверной проём.
Переступивший порог высокий, крепкий южанин, с тяжёлым серебряным венцом на седых волосах, окинул тяжёлым взглядом надменно выпрямившегося пленника. Казалось бы — вот он, враг, сын предателя, подлая тварь, как и все жители Гондора… Но не было в глазах старого воина ни гнева, ни ненависти — только сожаление и тяжёлая, глубоко таящаяся в чёрных глазах боль.
…Он молчал — ожидал ли, что первым заговорит пленник? Не решался ли сказать то, что с безмолвным криком умирало на дне зрачков?..
Он — молчал. И гондорец не выдержал первым.
— Я вижу, мой отец уже прислал свой ответ. Теперь я хочу получить обратно свое оружие, король Ханатты!
Звонкий юный голос прозвучал решительно, твёрдо — лишь едва заметно дрогнул в конце, словно отвечая на метнувшуюся в чёрных глазах боль.
Ханаттанайн долго молчал. Смотрел на пленника — устало, в упор, и юный принц закусил губу, не в силах выдержать этого тяжелого, наполненного тягостной, нечитаемой смесью эмоций взгляда. Закусил — но глаз не опустил.
Тяжело вздохнул король.
— Будь проклят весь ваш народ, мальчик, и будь проклят твой отец, этот подлый убийца, платящий за собственные ошибки чужими жизнями! Неужели родная кровь так мало ценится среди вас?
— Выбирай слова, король! — вскинулся юноша. — Ты не смеешь оскорблять при мне моего отца!