— Отца? — горько усмехнулся ханаттанайн. Пройдя к узкому оконцу, тяжело опёрся о частую решётку. — Твой отец только что прислал нам голову человека, предупредившего Ханатту о предательстве Гондора.
Оглянулся на непонимающе нахмурившегося пленника; плеснуло из глаз горечью и гневом:
— Человека, залогом жизни которого была — твоя жизнь!
Принц пошатнулся. С лица схлынула вся краска, разом, выбелив загорелое юное лицо до меловой бледности.
— Я не верю… — потрясённо прошептал он, слепо отступая назад. — Ты лжёшь!
Король с болью отвернулся.
— Я хотел бы, чтобы это было так, — глухо бросил он, глядя сквозь зарешеченное оконце во внутренний двор крепости. — Как бы я хотел, чтобы это была ложь…
Засмеялся вдруг — тяжело, сломленно.
— Гондор, страна, кичащаяся своей воинской честью… Твой отец, твой король предал всех: священную клятву перемирия, свой народ, свою честь — а теперь и тебя. Мне жаль, что я послушался Защитника и не убил его прямо там, на поле, где он совершил предательство! Что же ты молчишь, сын короля? Что должен делать я сейчас — я, также связанный клятвой, как и твой отец? Я обещал вернуть тебя живым — в обмен на живого Альдира Итилиенского! Ты всё ещё считаешь, что твой отец прав?!
Белый, как полотно, принц с трудом выпрямился. Вскинул упрямо голову, не позволяя сорваться с ресниц бессильным злым слезам:
— Да, — с горькой яростью отчаяния звонко отчеканил он. — Мой отец — король, и он лучше знает, что нужно для нашего народа! Если он решил принести меня в жертву, то не мне оспаривать его решение. Я горд, что смог послужить своей стране, хотя бы так. Мой отец жив, и мой старший брат не позволит прерваться нашей династии! — голос всё-таки сорвался, и мальчишка закусил губу, уже с явным трудом справляясь с бьющим его ознобом.
— В жертву? — в бешенстве развернулся король. В два шага преодолел разделяющее их расстояние, сгрёб пленника за грудки. — В жертву? В жертву своей гордыне, ничему больше!
— Трусливым варварам неоткуда знать разницу между гордыней и гордостью! Убери свои руки, король. Ты вправе меня казнить, но не имеешь права оскорблять!
Южанин медленно разжал кулак. Отступил назад, с лёгким удивлением глядя на мальчишку. Гордая осанка, упрямый голос, в глазах — отчаянный, смертельный страх, в голосе же — ни капли, и спокойным кажется юное гордое лицо.
— Ты намного больше своего отца достоин жизни, мальчик… — беспомощно прошептал король, тяжело опуская глаза. — Мне жаль, что я не могу сохранить её тебе…
Принц распрямил плечи — хотя казалось бы, куда ещё больше? Встряхнул растрёпанной головой, улыбнулся дерзко, бесшабашно:
— Моему отцу лучше знать, кто чего достоин! Ты решил убить меня, заговорив до смерти? А мне казалось, что в Хараде живут решительные люди! Чего ты ждёшь, король?
Дрогнул всё-таки голос — едва заметно. Крошечная блестящая капля сорвалась с ресниц, разбилась о пол. Король Ханатты с болью отвёл глаза. Медленно потянул из ножен клинок.
— Ты прав… Подло заставлять тебя ждать — теперь. Мне жаль, что мы встретились так поздно, Эльдарион, принц Гондора.
Юноша не ответил. Усмехнулся криво, вскинул гордо подбородок, подставляя горло под удар меча.
Нехотя, тяжело король поднял свой клинок. Помедлил мгновение, глядя в расширенные, полные отчаяния и упрямой гордости глаза, читая в них, как в развёрнутом свитке — беспомощную злость, страх перед последней болью, горькую, бессильную обиду человека, преданного тем, кто был не просто отцом — всем миром… Молчаливую горькую мольбу: «не медли же, хватит, пусть всё закончится — сейчас…»
Вспомнил ли — о трёх тягостных днях, что пришлось ждать исполнения приговора спасителю Ханатты?
Меч тяжело рухнул на беззащитную шею.
И…
— Остановись, король Наран!
И замерла, прерванная на середине полёта, стальная молния. Казалось, ещё миг назад не было никого в темнице; а вот теперь он стоит, загораживая собой ошеломлённого неожиданным спасением принца, и смуглая ладонь крепко сжимает руку короля, не позволяя довершить смертельный удар. И солнечным лучом сияет огненная прядь в чёрных, как самая непроглядная ночь, волосах.
— Кто ты? — против воли, потрясённо выдохнул принц в спину незнакомца. Король же только устало покачало головой.
— Чего ты хочешь от меня, Защитник? — горько бросил он. — Ты, должно быть, ещё не знаешь, что сделал с твоим другом его отец?!
— Я знаю, что сделал его отец, — с горечью откликнулся незнакомец, не спеша разжимать железной хватки. И вздрогнул юный принц, ясно расслышав в глуховатом твёрдом голосе немое страдание. — Я знаю, Наран. Но я не знаю, что сделал этот мальчик, что заслуживало бы смерти.