— Пущу, наверное, — посидел хмуро, глядя куда-то в сторону. — Странный ты, парень… почему вы такие?
— Какие?
— Не такие, как в легендах.
Кольценосец горько усмехнулся.
— Разве это не ответ?
В ответ он получил только пьяный, такой же горький, как и у себя самого, смех.
— Действительно…
Карвин тяжело вздохнул. Потёр ладонью затёкшее лицо. И, не заморачиваясь поисками подходящего места, вновь откинулся на полюбившийся обломок стены.
— Доброй ночи, легенда. Не сгори утром, а то солнышка вы тоже не переносите…
Вдруг засмеялся тихо, без веселья:
— Спать в Барад-Дуреее… — он душераздирающе зевнул, и последний слог протянулся долго, вульгарно. — Под охраной назгула…
Улыбнулся блаженно.
— Нет, все-таки я, похоже, надрался!
Зевнул ещё раз. И закрыл-таки глаза, закутываясь, как в одеяло, в собственный плащ.
Элвир осторожно положил руку на ему на лоб. Вдохнул сочувственно, когда человек передёрнулся — прикосновение Кольценосца, вечно стоящего на границе между жизнь и смертью, смертную плоть обжигало, словно лёд.
— Не бойся, — тихо попросил он. — Потерпи немного. Ты так измучил себя… Я, наверное, не справлюсь, не притрагиваясь…
Человек сонно кивнул. Сбросил-таки невольно чужую ладонь — но уже не вздрогнул, когда тонкие пальцы вновь пробежались по его вискам, легли на грудь, успокаивая неровно, на болезненном надрыве бьющееся сердце. Напряжённое лицо Кольценосца казалось спокойным, непроницаемым — только ресницы вздрагивали болезненно, да закушенная до тонкой алой струйки губа казалась ярким цветным мазком среди серебристых струй тумана и клоков ночной мглы. И медленно, ровно вздымалась грудь лежащего на обломке стены человека.
Над Мордором поднималась алая заря новой эпохи.
Карвин, 20 лет спустя
…Карвин мрачно пнул оплавленный камень, поворошил мечом в костре и, выругавшись, хлебнул из фляги. Объёмная, на полторы пинты, она была уже наполовину пуста. Ещё две, почти полные, висели в чересседельных сумках мирно дремлющего коня, но душу не грели. По причине простой и прозаичной: не обладает обычная вода из ручья такими свойствами.
Он ещё раз выругался. С болезненной гримасой потёр опухшее запястье, туго перетянутое в несколько витков верёвкой. Сперва одно, потом другое. Кожа под верёвкой была стёрта уже до живого мяса. Сплюнул зло на оплавленные камни. И снова приложился к фляге.
Шагов за спиной не услышал. Просто — легла на плечо тонкая ладонь, а другая осторожно вынула из замершей руки выпивку.
— Не надо больше, — серьёзно попросил тихий юный голос. — Тебе хватит, Карвин.
— Ага…
Он помедлил. Поднял руку в требовательном жесте. Дождался, пока щелкнет болтающая на цепочке пробка, а сама фляга ляжет обратно в ладонь, и, на ходу нащупывая нужный крючок на поясе, неторопливо поднялся на ноги. Обернулся.
— Знаешь, парень, а я собирался уже разнести тут заново всё по камешку. Три дня! Вы тут то толпами бродите, не даёте человеку спокойно напиться, то не дождёшься! Где ты был?
Губы Элвира невольно дрогнули в слабой улыбке.
— Прости, мы не думали, что это так серьёзно. Сейчас есть дела в другом месте… Не обижайся… нам сейчас не до Гондора.
— А зря, — со злостью откликнулся Карвин. — Хочется надеяться, что эти ваши дела в другом месте — хоть что-то стоящее, а не коллективный визит в бордель.
Он осекся, глядя на разом погрустневшее лицо юного Кольценосца. Вздохнул медленно, тяжело.
— Прости. У нас дрянь дело. Сегодня была последняя ночь, когда я мог ждать. Не надеялся уже, что хоть кто-то из вас придёт. А больше рассчитывать, кажется, уже не на кого.
Элвир отвернулся.
— Всё так плохо?
Прошелестели по камням почти неслышные шаги. Привычный уже Карвину жест — мягко провёл в приветственном жесте по обломку черной скалы, замер на миг, словно разговаривая безмолвно с кем-то. Затем, вздохнув, подошёл к коню воеводы, протягивая ладонь с невесть откуда появившимся сухарём.
— Хуже, — выдохнул Карвин в спину назгулу, глядя, как его верный скакун без колебания берёт угощение. — Хуже, чем плохо. Элвир… Почему всё-таки сегодня пришёл?
Тот оглянулся через плечо. В глазах метнулась боль.
— Не знаю. Показалось — ты в беде. Я… я боялся не успеть.
— Нда… — задумчиво протянул Карвин. — Что ж, спасибо.
Помолчал.
— Поганый день. Сегодня брату было бы сорок. Такой вот… юбилей.
Вздохнув, он отцепил от пояса только-только повешенную туда фляжку и принялся вытягивать пробку. Если и был он пьян, то на верности движений это не отражалось никак. Протянул флягу назгулу.