— И всего-то? А остальные четверо где?
— А нас тебе мало? — с мрачным сарказмом осведомился широкоплечий великан, с волосами и бородой настолько рыжими, что даже в неверном свете звёзд казались сполохом пламени.
— А как же! — пьяно захохотал Карвин. — В прошлый раз я был всего лишь десятник, и то меня почтили вниманием аж двое. А теперь я целый воевода, вроде, можно бы и посущественнее встречу…
Назгулы тревожно переглянулись. А Карвин вдруг оборвал на полувдохе нездоровый смех, посерьёзнел. Тяжело провёл ладонью по лицу.
— Не кипятись, рыжий… — устало вздохнул он. — Погано мне. Знал бы ты, как помирать не хочется… Впрочем, ты, пожалуй, знаешь.
— Знаю, — тяжело согласился тот. Оглянулся на спутников; на бледного, в снежную стылую просинь, Элвира. — Все мы это знаем.
И, шагнув вперёд, протянул руку:
— Сайта.
— А… Вспомнил. Могучий Сайта, осада Умбара тысяча двухсотого… Без обид, парень.
Тот только плечами пожал: дескать, дело житейское, сражались на противоположных сторонах, теперь вот, похоже, на одной придётся. А Карвин уже обернулся к остальным двум.
— Здравствуй, Денна, сын короля. Простил, значит? Или наоборот, пришёл добить, пока есть достойный повод?
Тот не ответил на кривую улыбку. Только — обхватил обеими ладонями протянутую для приветствия руку, сжал крепко; взглянул в глаза — цепко, тревожно.
— Не нужно этим шутить, Карвин. Мне не за что тебя прощать — не за что и не было за что. А добить… Ты так твёрдо уверен, что это нужно?
Гондорец не отвёл взгляда от яростных чёрных глаз; казалось даже, наоборот, обрёл новые силы, словно опершись о крепкое надёжное плечо.
— Нужно, Денна, — тяжело проговорил он, глядя в лицо ханаттанайн, — обязательно нужно. Тогда я и впрямь специально нарывался, по дури. Молодой был, глупый. А теперь вот не хочу — но иначе никак. Если и есть другой способ — я его найти не смог.
Южанин ещё несколько мгновений удерживал его взгляд. Потом кивнул и разжал руки.
— Сейчас ты расскажешь всё, что сочтёшь нужным. Если это — действительно единственный выход, обещаю — я помогу тебе уйти.
За его спиной Элвир судорожно, словно ему не хватало воздуха, дернул тесный ворот своей куртки. Третий из гостей неслышно шагнул вперёд. Опустил руки на плечи юноше, встряхнул легонько.
— Только — если это действительно — единственный выход, — тихо подтвердил он. Для Карвина ли? Для побратима? Голос его был низким и хрипловатым, с отчётливым «высоким» акцентом.
Карвин со слабым интересом взглянул на него через голову невысокого южанина.
— Нуменорец? Который из двух?
— Еретик.
— И всё? Без имени? — удивления почти не было заметно. Выгорело, ушло вместе со страхом, отчаянием и звериной жаждой жить.
Нуменорец едва слышно вздохнул. Задумался на миг — и всё-таки ответил.
— Моё имя… сгорело вместе с моей прошлой жизнью. Называй меня… Этлендо, если хочешь.
— Еретик, Изгнанник… — с невеселой иронией хмыкнул гондорец, демонстрируя хорошее знание эльфийского. — Ну что ж, Еретик, будем знакомы.
Поколебавшись, он снял с пояса флягу, задумчиво взболтнул её, прислушиваясь, и протянул понимающе ухмыльнувшемся Сайте.
— Во-первых, моя семья — заложники Наместника, и если я сбегу — или просто исчезну, что одно и то же — их хуже, чем убьют. Во-вторых…
— Мне страшно, Карвин… — Арлиен, его Арлиен беспомощно подняла на него бледное лицо. Её руки, тонкие, не по-женски сильные, сейчас заметно дрожащие руки прижимали к груди свёрток с мирно дремлющей дочерью. Она — гордая, не знающая страха дочь Рохана, боялась — а он только и мог, что стиснуть в бессилии зубы. Рывком притянул жену к себе, крепко прижал к себе, обнимая сразу обеих.
— Я вытащу вас… — с исступлённой верой прошептал он в хрупкую белую шею. Зажмурился. — Обещаю. Они не посмеют ничего вам сделать. Не бойся, ничего не бойся…
— Я боюсь за тебя…
Воздух, как же не хватает воздуха… Он прерывисто вздохнул:
— Не нужно. Всё будет хорошо, обещаю.
Порывисто отстранил её от себя, впился мучительно-нежным взглядом в дивные, почти эльфийские глаза. Улыбнулся — светло, яростно, пронзительной солнечной улыбкой. Взглянул вниз, где раздавались взрывы хохота и одобрительные присвистывания: старшая, казавшаяся уже почти взрослой, вовсю кокетничала с воинами наместника, давая родителям несколько кратких мгновений наедине. На тонком лице будущей придворной красавицы играла лёгкая горделивая улыбка; лишь на самом дне родниковых глаз таился глубокий, тщательно скрытый от чужих взглядов страх.