— Пока не знаем. Есть одна возможность… Вопрос — во времени. Друг мой, скажи, у нас будет три дня? Быстрее никак. Если да — обещаю, мы спасём и твою семью, и всех остальных заложников.
И — погас, осыпался стылым пеплом вспыхнувший было во взгляде гондорца огонь.
— Эх… — с тоской отвернулся он. — Три дня? Они будут мертвы сегодня в полдень, если на рассвете наш отряд не войдёт столицу. Прочесать лес — двух часов достаточно, тела найдут быстро…
— А если — не найдут? — быстро спросил Еретик, просчитывая что-то про себя.
— А если не найдут — в полдень казнят семьи всех, кто должен был прибыть, но не прибыл.
Он смертельно усталого голоса плеснуло такой ненавистью, что даже привычные ко многому назгулы вздрогнули. Во взглядах всех троих одинаково, словно разговор велся не только словами, вспыхнуло несогласие, и умерло, и осыпалось тягостной золой принятия, а та сменилась тоскливой жгучей виной.
— Прости, Карвин, — тихо проговорил Еретик, медленно поднимаясь на ноги. — Мы сделали твой путь только тяжелее. Ты был прав…
— Нет! — отчаянный, без голоса, вскрик от деревьев заставил рывком обернуться — всех четверых. Элвир застыл, прижавшись затылком к тёплому стволу: на закушенных губах кровь, и глаза — переполненные мукой бездонные колодцы. Тряхнул головой, с отчаянием глядя на друзей. Повторил безнадёжно:
— Нет…
Карвин неловко прокашлялся.
— Эй, парень, не надо так…
Запнулся, умолк, не договорив. Ночь молчала, оглушенная дикостью творившегося под её сенью ужаса: почти-покойник, утешающий своего будущего убийцу.
А Еретик уже был возле юноши — только порыв ветра ударил по костру, прибил зашипевшие языки пламени. И вот он уже сжимает его за плечи, встряхивает легонько, не отрывая взгляда от слепых распахнутых колодцев, и голоса не слышно, только шевелятся, произнося что-то, понятное лишь им двоим, губы.
Минуту спустя Элвир молча мотнул головой, рваным, неловким движением вырвался из рук Еретика и, спотыкаясь, побрёл к тихо перефыркивающимся на опушке коням.
Назгулы и человек молча смотрели ему вслед.
— Почему он так? — наконец беспомощно пробормотал Карвин. — Балрог вас подери, парни! Вы чёрный ужас Средиземья! Слу… ээээ… Соратники Саурона! Нельзя же так изводить себя из-за какого-то там смертного! Я не сегодня, так лет через десять-пятнадцать всё равно сдох бы своей смертью. Так какого вы…
Он замолчал, тяжело дыша. Провёл тыльной стороной трясущейся ладони по лбу, зло дёрнул головой.
— Не понимаю.
— Твоё счастье, — негромко, усталым невесёлым голосом, откликнулся Еретик. Он так и не повернулся к друзьям: стоял, опершись ладонью на дерево, тяжело опустив голову. — Твоё счастье, Карвин, что ты этого — не понимаешь. Что ты можешь умереть — сейчас, или через пятнадцать лет… И не терять до бесконечности всех, кто тебе дорог, зная, что у самого права — не возможности, вот что самое страшное, Карвин, права — уйти за Грань нет.
Остальные назгулы молчали, и молчала ночь, придавленная безнадёжной горечью, плавившейся в тихом голосе нуменорца.
Спустя несколько минут Карвин тяжёло вздохнув и, махнув устало рукой, тяжело уселся обратно на расстеленный плащ. Поднял руки, с мрачным видом разглядывая опухшие запястья. Задумчиво потрогал липкую от слабо сочащейся сукровицы верёвку, поморщился.
— Ехать надо, — глухо сообщил он подавленно стоящим рядом Кольценосцам. — Надо бы до рассвета успеть… Боюсь я за своих.
Сплюнул зло:
— По-хорошему, надо было хотя бы на день-два раньше… Балрог их знает, вдруг нашли уже лагерь наш… Следы, конечно, там хорошо читаются, но всё же… Я даже не знаю, живы ли мои девочки ещё.
Денна со вздохом опустил ладонь на его плечо.
— Прости. Подвели мы тебя. Кто мог знать, что это настолько важно…
Воевода раздражённо мотнул головой.
— Вот этого я и не понимаю. В прошлый раз я усесться-то толком не успел, а ты уже тут как тут. Что ж теперь-то так…
Сайта, тихо выругавшись себе под нос, с шумом уселся прямо на землю у костра.
— Сравнил, — мрачно бросил он. — Ты своё состояние тогда помнишь хоть, гондорец? Не знаю как братья, а я вот был почти уверен, что ты себя порешишь раньше, чем Денна успеет до тебя добраться… А сейчас ты так спокоен был, словно тебе самое большее собутыльника хорошего не хватает! Вот как это ты, а?
— Самому бы знать. Видать, отбоялся уже, — криво откликнулся Карвин.