За его спиной Еретик шагнул вперёд, загораживая от взглядов Короля-Надежды коленопреклонённую фигуру. Южанин шагнул вперёд, вскидывая блеснувший лунным светом клинок. Крепче, в бессознательном жесте поддержки, стиснул руки на плечах гондорца Сайта.
Меч рухнул вниз.
А одновременно с ним из густой листвы ударила светлая буковая стрела с тёмно-зелёным оперением.
…Будь Денна обычным человеком — и начатый удар не достиг бы цели, оборванный твёрдой рукой стрелка. Остро заточенный клюв ударил его в левую половину груди, отбросил назад от замершего со стиснутыми кулаками, тяжело дышащего Карвина.
…Обычным человеком он не был. На беду Карвина. Гондорец захлебнулся сдавленным криком, забился в руках вскинувшегося Сайты: его правое плечо было разрублено почти до ключицы, и бившая тонкими струйками кровь казалась в утреннем полусвете не алой, а чёрной.
Еретик уже исчезал, растворялся, стремительной чёрной тенью, в зарослях. А между рухнувшим на землю Денной и корчащимся от боли Карвином упал на колени седой юноша, и глаза его казались — бездонными колодцами немой муки. Сайта распрямился, как отпущенная тетива, уже с мечом в руке; ещё одна стрела, предназначенная — ему ли? Элвиру? — рухнула на траву, разрубленная пополам. А мореход уже опустил меч, подхватывая начавшего валиться без поддержки почти беспамятного гондорца. Один короткий взгляд на бледного Элвира — быстрее, чем слова, чем аванирэ: осторожно уложил Карвина на траву, и миг спустя только заросли колыхнулись там, где только что был рыжий мореход.
Карвин, кусая губы, чтобы не кричать, поднял голову. Секундного взгляда на неподвижного Денну и трепещущее в его груди зеленопёрое древко хватило:
— Не дайте им уйти! — сдавлено взвыл он, обращаясь — к исчезнувшим в лесу назгулам? К белому до синевы Элвиру, поспешно протягивающему руки сразу к обоим раненым? Выплескивая яростным, ненужным приказом то, что пыталось вырваться — диким звериным воем боли.
Ночь не ответила. Взорвалась, миг спустя, яростными криками, лязгом железа. Потом всё перекрыл низкий хрипловатый голос, выкрикивающий что-то на использующемся лишь для торжественных церемоний древнем адунаике — одно короткое слово, словно приказ. И всё стихло.
Затихло всё и на поляне. Карвин, потеряв с яростным криком последние силы, тяжело дышал, в невольном инстинктивном жесте подтянув колени к груди и прижимаясь щекой к земле. Элвир, сам смертельно бледный, сидел над ранеными, и правая рука лежала на плече гондорца, а левая — почти таким же жестом — рядом со светлой буковой стрелой, глубоко ушедшей в грудь Денны. Медленно, повинуясь текущему с тонких пальцев сиянию, унималась текущая из разрубленного плеча кровь, и спокойнее становилось дыхание гондорца.
…вытащить стрелу из груди друга Кольценосец, скованный чужой болью и двумя трепещущими на кончиках пальцев жизнями, сейчас не мог. Но и того, что сумел, было достаточно, чтобы прервавшееся было дыхание вновь сорвалось с белых губ Денны: хриплое, выплёскивающееся на каждом тяжёлом выдохе алыми струйками на подбородок.
Затихший было в страхе лес вновь ожил: за деревьями раздался треск сучьей, чья-то злая ругань, потом — короткий мрачный приказ, уже на всеобщем. Карвин с трудом поднял голову.
— Денна?
Элвир вздрогнул, улыбнулся через силу дрожащими губами:
— Всё будет хорошо… Мы… не совсем люди. Нас так просто не убьёшь, а это хорошая стрела, чистая…
— Погано… выглядит, — простонал Карвин. — Куда… попали? Сердце?
Элвир упрямо мотнул седой головой.
— Какая разница? Я удержу его. Не могу вытащить наконечник — сейчас…
— Меня тоже… держишь? — понимающе усмехнулся бледными губами воевода.
В ответ был отчаянный, до краёв переполненный мукой и каким-то серьёзным, незнакомым прежде принятием взгляд.
— Да, — без звука выдохнул Кольценосец. — Ты… хочешь, чтобы я тебя отпустил? Это не будет больно, больше не будет…
Гондорец прикрыл глаза. Задумался на миг.
— Обоих… удержишь?
Резкий болезненный кивок в ответ:
— Да!
— Тогда подожди… я хочу знать… Хочу видеть, кто. Эх, ну почему, почему именно теперь… не было ведь никогда здесь дозоров…
Он с тяжёлым стоном опустил голову на землю. Прижался щекой к влажным листьям. Горькая, смертельно усталая усмешка скользнула по губам.
— Зря ты не ушёл, парень… Этих ведь тоже… придётся убить.
Элвир промолчал. Только лицо, и без того кажущееся почти прозрачным, побелело ещё сильнее. Потом вдруг на его лице вспыхнула отчаянная, исступлённая надежда:
— Нет, подожди! Зачем столько крови, пусть уходят, они ведь ничего не видели…