И вдруг придушенно рявкнул, так, что вздрогнули и воины Белой Башни, и белый до синевы Элвир:
— А ну, прекрати! Я тебе баба на сносях, что ли, так надо мной трястись?!
Элвир беспомощно вздохнул. Закрыл глаза — тяжело, словно боясь с подступающей дурнотой. И медленно, очень медленно убрал руку от плеча гондорца. Карвин невольно охнул, стиснул до скрипа зубы. Улыбнулся — через силу, и жуткой была эта улыбка на враз вспотевшем лице.
— Молодец, парень. А вот им — если согласятся, помоги.
Элвир молча кивнул.
Гондорцы смотрели на происходящее — молча, не решаясь даже переступить лишний раз с ноги на ногу; и почти на всех лицах было написано одно и то же чувство: глубокое, всеобъемлющее недоумение.
…А вот пожилой ветеран, похоже, отлично понял, в чём дело. Поколебавшись, он взглянул на обнажённый меч в руках Сайты.
— К воеводе подойти разрешите?
Сайта без возражений развёл руками. В одной из них по-прежнему был клинок, так что выглядело это, по меньшей мере, двусмысленно. Но воину хватило.
Не торопясь, явно стараясь не делать лишних движений, он пересёк поляну и опустился рядом с тяжело дышащим воеводой на колени. Оглянулся на Еретика, в несколько прикосновений снявшего со стянутых запястий верёвку. Кивнул вместо благодарности и, не обращая больше внимания на назгулов, обернулся к Карвину.
— Почему не предупредил? — хмуро спросил он. И прозвучало это — как выговор нерадивому ученику, отнюдь не как доклад подчинённого командиру. Карвин в ответ только улыбнулся через силу белыми губами.
— Да вот поэтому и… не предупредил. Мало мне было крови на руках, что ли?! А вы всё равно… влезли таки под топор, дурачьё… — вздохнул тяжело, через силу. — Ты ладно ещё. А вот мальчишек жалко…
— Их силой никто не тянул, — тихо возразил тот. Протянув руку, осторожно сжал плечо Карвина. — Прости, воевода. Мы ведь считали — спасаем тебя. Кого угодно такой удар свалил бы мгновенно. Вот уж не думал, что устроим тебе… такое.
С горечью кивнул на глубокую, на удивление слабо кровоточащую рану. Покосился на бледного Денну, внимательно, сквозь полуприкрытые веки, следящему за разговором. Вздохнул тяжело.
— И ты прости, южанин. Понимаешь же, что мы подумали.
— Понимаю, — тихо, вместе с тонкой струйкой крови, выдохнул Денна. — Не в обиде.
Элвир закусил губу. Осторожно приподнял голову друга, перекладывая раненого головой себе на колени. Глаза ханаттанайн тяжело закрылись, сквозь стиснутые зубы вырвался едва слышный не стон даже — выдох.
…— Разве ему хоть кто-то облегчил последние минуты? — глухо проговорил Карвин, не открывая глаз. И вздрогнул Элвир, шатнулся обморочно, словно узнавая в простых этих словах что-то древнее, страшное, что-то, что не смог, не посмел забыть за бесконечные эти эпохи…
— Ты уверен, что твой брат хотел бы, чтобы ты мучился, как и он? — зло бросил Сайта.
— Мой брат и умирать не хотел, — с болью огрызнулся гондорец. — Оставь меня в покое, рыжий. Я сам решу свою судьбу. Хоть на это я право имею?
…— Если есть Чертоги Мандоса, или Пути Людей, или ещё что… Если не врут легенды, и Там можно встретить тех, кто был дорог… Как я взгляну им в глаза, Еретик? Что я скажу — им? Которые погибли по моему слову, которым никто не предлагал облегчения страданий? Как я смогу смотреть им в глаза, если сам изберу для себя смерть полегче? Ну же, не молчи, скажи мне, если у тебя есть ответ!
И Еретик молча опустил глаза. Знал — нет ответа. Ни у него, избавленного от смерти в огне ледяной молнией чёрного клинка-Отомщения. Ни у кого-либо из братьев, выбравших — каждый по-своему и все одинаково — самый тяжёлый из всех возможных путей. Не было ответа и в то же время — был, жестокий и страшный. И отвечать нужно было сейчас. Немедленно.
Не затягивая и без того ставших почти невыносимыми страданий того, кто за краткое время успел стать — другом.
— Это бессмысленное мучительство, Карвин, — глухо проговорил он наконец, не в силах согласиться с жестокой правдой. — Неужели твоим друзьям стало бы легче, если бы они узнали, как ты умер… и почему — именно так? Если бы они знали, что ты мог избежать боли, но выбрал — агонию? Разве им незнакомо было милосердие, даже к врагам? Почему же теперь ты отказываешь в нём себе — от их имени?!
Карвин внимательно посмотрел на Еретика. Усмехнулся криво, с невесёлой какой-то безжалостной насмешкой.
— Милосееердие… Оно разным бывает, нуменорец.
Медленно обвёл взглядом неподвижных, не смеющих шевельнуться назгулов. Вновь повернул голову к Еретику.