— В Храм… надо… — без голоса выдохнул Денна, и струйка кровь вновь плеснулась на подбородок, побежала, пузырясь, вниз. Почти ничего не осознающий уже Элвир всё ещё держал, каким-то непостижимым образом удерживал тонкие нити целительных заклинаний, не давал разорванным острой сталью жилам раскрываться, бесполезно выплёскивая кровь. Держал; и было понятно, что надолго его не хватит.
— Сейчас никак, — с бессильной горечью процедил Сайта. — Надо…
Он беспомощно бросил взгляд в сторону неподвижного тела Карвина. Еретик резко мотнул головой.
— Здесь уже недолго. Держи его, Сайта…
Пояснять, кого «его», было уже не нужно. Элвир не потерял сознание — но осмысленности в его глазах было уже — на малую крупицу, и разжались бессильно руки, почти бессознательно сбрасывая в подставленные ладони Еретика спутанные нити исцеляющих и поддерживающих заклинаний. Мореход осторожно поднял его на руки — качнулась безвольно, равнодушно обвисая, тонкая кисть, мотнулись седые волосы. Без сил запрокинулось юное, закаменевшее в маске немого страдания лицо; и с сочувствием, вздрагивая от боли, смотрела в распахнутые обморочные омуты тающая звезда-сердце…
Еретик уже осторожно прижимал пальцы к глубокой ране Денны.
— Буду вытаскивать, — тихо предупредил он. Тот согласно смежил веки и, готовясь к новой боли, стиснул зубы.
…Солнце медленно поднималось из океана, прячась за плотной кисеёй облаков, боясь взглянуть замершую в горе и печали землю, и новый день казался залитым кровью. На широкой поляне на самой окраине Илитиена, фыркая, переступали с ноги на ногу стреноженные кони, вскидывали встревоженно головы, принюхиваясь к стоящему над поляной острому запаху свежей крови. Четверых связанных воинов в одежде Стражей Границы, лежащих рядом с конями, не будили ни громкие стуки копыт, ни негромкие переговоры сгрудившихся в середине поляны людей, ни заполошный стрёкот перепрыгивающей с ветки на ветку синицы.
Тяжелая, беззвучная скорбь, висевшая над поляной, обнимающая, словно незримыми крыльями, четверых воинов в чёрном — не будила. И в этом было их счастье.
…Молча стояли они над погибшими, и доведись кому увидеть этот безмолвный караул, немало удивился бы случайный зритель: не было торжества на лицах убийц, лишь — глубокая скорбь и затаённая, глубоко скрытая под маской холодного спокойствия ненависть. И двое казались сами — жертвами отгремевшего сражения: молодой хмурый южанин, с огненной прядью в чёрных, густо прошитых сединой волосах, в разорванном на груди плаще; и хрупкий седоволосый юноша со светлыми, переполненными немым страданием глазами, с лицом, что казалось само — посмертной маской. И двое поддерживали двоих, помогая стоять на ногах, не давая упасть, и казалось — каждый держится друг за друга, разделяя на четверых общую, не имеющую исхода боль.
Они стояли над мёртвыми телами: троими, уложенными в ряд, каждый — со своим клинком в сложенных на груди руках, с открытыми, на удивление спокойными лицами; и четвёртым, завёрнутым с головы до ног в собственный тёмно-зелёный плащ, лежащим наособицу, чуть в стороне. Из всех убитых лишь этот оставался связанным: руки его были плотно стянуты за спиной, и видно было, что в верёвках этот человек провёл много дней.
…Этот, четвёртый, казался выглядящим немного неправильно, и лишь со второго взгляда становилось понятно, что у покойника нет головы. И не нужно было гадать, что скрыто в объёмной чересседельной сумке, лежащей рядом на покрасневшей траве.
— Прощай, Карвин, — тихо проговорил один из четверых, высокий черноволосый воин с грубым шрамом, пересекающим жёсткое лицо. — Твоя жертва не будет напрасной.
Перевёл взгляд на остальных мертвецов, поправился горько:
— Ваша жертва. Гондор может забыть. Ханатта, Кханд, Рун — будут помнить. Клянусь.
— Клянусь… — эхом, в один голос, повторили остальные. Повисла тяжелая тишина; даже беспечно щебечущая синица примолкла, затихла испуганно, не решаясь потревожить горькое это молчание, незримо, словно тончайшими струнами, пронизанное скорбью и молчаливым страшным обещанием: «отомстим…»
— Пора, — я тяжёлым вздохом проговорил спустя несколько минут рыжебородый великан. Осторожно придержал под локоть пошатывающегося от слабости южанина, помогая ему опуститься обратно на траву, бросил взгляд на седого юношу, что уже поспешно опускался рядом.
— Элвир, ты?..
Тот только без слов мотнул головой. Осторожно приподнял голову воина Ханатты, укладывая себе на колени. Прижал тонкие пальцы к его груди, где вновь начало проступать под одеждой влажное пятно.