…невольно он застонал — и, словно вырванный собственным стоном из колдовского забытья, вскинулся, приходя в себя. Остановился, непонимающе оглядываясь: лишь сейчас он понял, что бежал, бежал, не жалея горящих лёгких, и до реки, которую погибающий колдун почему-то считал спасительной, оставалось совсем немного… А сзади вставало, разгоралось на полнеба, яростное багровое зарево.
…Понимая уже, что слишком поздно, он против воли сделал несколько шагов — назад, к горящей крепости… Осознавая слишком хорошо: за те краткие минуты, что прошли для него в полубеспамятстве, Кольценосец успел превратиться в обугленный труп. Некого уже спасать. Некого — и нельзя. Маг выиграл ему время. Задержал врагов, дал ему шанс уйти, скрыться, дождаться обещанной помощи… Смогут ли — справиться с не-мёртвой тварью внутри него теперь, не ввосьмером уже — всемером? Успеют ли прийти? Почему они не предусмотрели этого, почему…
Словно сквозь сон: чужие негромкие голоса, журчание тихой речи. «…жащее одновременно и земле, и воде, и воздуху, и пламени… Задержит не-жизнь…»
Задержит. Всего лишь — задержит. Стиснув зубы, он развернулся и, шатаясь, побежал вниз, к спасительному островку. Помнил лишь одно: должен успеть.
Пламя обняло его, охватило бережно, мягко. Сомкнулось вокруг надёжной стеной, не подпуская к умирающему Хранителю порождения Пустоты.
Братья были далеко. Учитель — мёртв. Сил заклинать огонь — не было. Маг и не пытался. Лежал, как упал — на боку, неловко заломив руку, незряче глядя сквозь ярящуюся вокруг стену пламени. Чувствовал, как стремительно утекает вместе с кровью жизнь; тяжёлым мёртвым куском железа обжигало руку кольцо.
Огонь — справедливая стихия. Он не делает разницы между теми, кто убивает мир — и теми, кто его хранил, его задача — уничтожить скверну. Испепелить то, что проникло в его плоть, в его всё ещё текущую по жилам, с каждым неровным ударом разорванного сердца, кровь. Так калёной сталью выжигают змеиный яд, только как быть, если сама кровь стала — ядом? Аргор и Учитель удержали однажды, помогли задержаться на пороге, пока не настал час, единственный час, когда можно было поспорить с проникшей в тело не-жизнью. Теперь оба они ушли, и он уходит — вслед за ними.
Маг знал: братья не успеют. Заклятые клинки оставили каплю жизни; пламя доделает то, на что не хватило времени слугам Белого Города.
Кровь текла из приоткрытого к невольной попытке дышать рта, пузырилась на губах, вскипала от чудовищного жара, обжигала кожу. Дикие крики горящих заживо превратились в бессмысленный воющий хрип; стихли.
Боли уже не было. Страха — тоже. Только беспомощное, тоскливое осознание: «не справился». Вот и ещё одно место в Круге опустело… Удержат ли, успеют ли найти замену, смогут ли сплести с новой душой — ветер и мысль, Слово и Силу, сумеют ли — сделать то, что сделал когда-то, уходя навсегда, Саурон?..
Вспомнив о важном, слабо дёрнулся, пытаясь подтянуть к себе омертвевшую правую руку. Захрипел, захлёбываясь с новой силой хлынувшей из горла кровью. Замер вновь, без сил утыкаясь виском в трещащие от жара доски. Не сможет, уже — нет. Пусть, неважно. Кольцо само призовёт к себе нового хранителя. Лишь бы уцелело в безумии пламени…
Рванулся — отчаянно, слепо, понимая уже, что спасения из этой мёртвой паутины не будет.
А его противник улыбался. Улыбался довольно, сыто, с равнодушным интересом паука, наблюдающего за бьющейся в паутине мухой. Он не хуже Князя знал: добыча теперь уже никуда от него не уйдёт. Надо только подождать…
…и ждать, осознал князь, придётся недолго.
Ему показалось — он закричал.
И — не услышал собственного голоса. Он больше не принадлежал миру живых.
…и смерть — отныне — тоже была ему недоступна.
— Помогите… — без голоса выдохнул он в равнодушную темноту. Зная — бесполезно. Не придут, не успеют… никто уже не успеет, не спасёт.
…Живой дышащий мир от него — не спасёт. Никто.
А враг уже скользнул ближе — словно щупальце тумана, плавно и незаметно. Улыбнулся. Сочувственно, почти нежно — и Князь содрогнулся от ужаса, от выкручивающего, лишающего разума омерзения. Он был — мухой, попавшей в лапы пауку… И его уже переваривали.