…На миг кажется — мелькнул среди испуганных, равнодушных и злорадных лиц знакомый сочувственный взгляд. Запоздало вспоминается: воин из несбывшегося видения, седоусый крепыш с рваным шрамом на виске. Тот, кто помог ему бежать — в том, не свершившемся грядущем. Что ж, спасибо и за эту крупицу жалости…
Будущий князь заканчивает жуткую, выкручивающую внутренности тошнотворным страхом, молитву. Стихают слова шипящего, искаженного, чуждого человеческой гортани языка. Военачальник не испытывает к жертве ненависти. Лишь равнодушная, расчетливая безжалостность. Распятый на камне, напрягшийся в ожидании неизбежного человек — всего лишь ступенька к его грядущему величию.
Военачальник наклоняется и поднимает с кованной, неуместной здесь подставки источенный временем кинжал. Откуда-то Моро знает: нож самый обычный, не имеющий никакого отношения к затаившейся в алтаре потусторонней жути. Ему кажется, что он почти видит лицо старика-шамана, из чьего дома бесцеремонно, но без излишней грубости, забрали намоленный колдовской предмет. Он смотрит на нож — обычный, земной, позеленевший от времени и выщербленный от частого использования — смотрит, не в силах отвести взгляд. Хватаясь за него, как за последнюю ветхую соломинку, еще отделяющую его от чего-то, стократ более страшного, чем смерть.
Боль — сперва в одной руке, потом в другой — почти не ощущается. Всепоглощающий ужас вытеснил все. Лишь разум из последнего, ненужного упрямства цепляется за остаток сознания, не дает соскользнуть в спасительную — предательскую — трясину забвения.
…Он помнит, что будет дальше. Сочувствие в светлых глазах, лунный блик на клинке…
Он боится, что, если закроет глаза, пред-виденное не сбудется.
Кровь струйками стекает по запястьям, падает вниз, на врытый глубоко в землю остов алтаря, пятнает набедренную повязку. На какой-то краткий, мучительный миг ему кажется — ничего не произойдет. Ошибся военачальник, ушла или уснула таящаяся в камне сила, стерлись древние письмена на алтаре…
…Но надежда умирает, не успев окрепнуть. Моро чувствует, как в мире что-то незримо вздрагивает, сдвигается… С болезненным звоном рвется невидимая струна — на миг лес оживает. Вскидывается заполошным птичьим воплем, вспыхивает испуганным мерцанием метнувшихся прочь светлячков. А потом — замирает, застывает в оцепенелом ужасе, словно человек, пригвожденный к месту коснувшимся горла клинком.
Медленно отпускают рукояти мечей испуганные воины. На всех лицах — одинаковый, единой краской выбеливший кожу страх и опасливое, зябкое благоговение. Простые смертные — они лишь сейчас понимают, что по воле их предводителя пришло в мир нечто, смертоносное в своей потусторонней жути.
Медленно кружась, опускается на поляну оброненное испуганным глухарем пестрое перо.
…Когда привязанный к алтарю пленник вдруг начинает биться в путах — беззвучно, страшно, словно сгорая на невидимом костре — круг расширяется еще на несколько шагов. До самой кромки окружающего поляну леса.
Не-жизнь, что страшнее смерти, вновь пришла в мир.
Моро кажется, что он кричит — кричит, не помня себя от ужаса и боли, кричит, срывая горло. Плотно сомкнутые губы сведены судорогой; он не чувствует этого. Что-то холодное, тошнотворно-склизкое вливается в рассеченные вены, втягивается, подобно неторопливому слизняку, в тело, заставляя мышцы конвульсивно сокращаться в бессознательной попытке отбросить, отторгнуть чудовищную не-мертвую тварь.
Звонкий щелчок тетивы в оцепенелом молчании кажется оглушающе громким.
…Моро не сразу чувствует ее — толстую стрелу, до самого оперения вошедшую под правое ребро. Только слышит собственный короткий, больше на вздох похожий стон.
А склизкое неживое нечто вдруг вздрагивает, словно вспугнутое этим резким звуком. Вздрагивает — и отдергивается, поспешно втягивая холодные щупальца.
…Пестрое перо касается травы.
Седой воин со шрамом на виске медленно опускает самострел.
И время рассыпается битым стеклом. Замедленно, неестественно долго оборачивается к ослушнику взбешенный уже-никогда-не-князь. Оборачивается — и плавно заваливается на землю. Катится в сторону разбрызгивающая темные струи голова с раскрытом в гневном вопле ртом. Медленно, безнадежно опаздывая, тянут из ножен мечи сгрудившиеся на краю поляны воины.
Только-только коснувшееся травы перо вновь взлетает в воздух, сметенное потоком воздуха. И не понять — вместе ли с темным ветром появился на поляне высокий силуэт с венцом-звездой в волосах? Опередил ли его?