Неужели он мог услышать — в Дул Гулдуре, за тысячи лиг от Ангэллемар? Понять? Но — какая разница! Он уже всё решил. Даже сам Ортхэннэр не заставит его сейчас даровать пощаду этим смертным.
— Тебе лучше вернуться к Повелителю, Элвир, — глухо проговорил он, не глядя на юношу. Помолчал — и добавил нехотя, — даже если он тебе приказал остановить меня.
— Он не приказывал, — почти беззвучно выдохнул тот. И встряхнул растрепавшимися от быстрой скачки волосами. — Брат, пожалуйста, я знаю, что ты хочешь сделать, я знаю, за что — и ты в своём праве, да, я понимаю, но, прошу, не делай этого!
Звенящий мольбой голос впивался в сердце, словно раскалённая игла. Зачем, Элвир, зачем ты прилетел, ведь я не хотел, чтобы кто-то ещё брал на себя эту грязь…
Он нехотя отвёл взгляд.
— Ты сам сказал — я в своём праве, — мрачно откликнулся он.
— Не всегда право совершить казнь делает тебя — правым! Аргор, я прошу тебя, поверь мне — это не твой путь! Пусть уходят, они не навредят уже никому, ты же видишь. Отпусти их, полетели со мной — я позвал с собой твоего коня, мы можем вернуться прямо сейчас, или найти остальных, если хочешь… Пожалуйста, послушай меня!
В глазах Элвира светилась отчаянная, исступлённая надежда — и страх, чёрный раздувшийся паук, удавка на горле. Аргор почти видел его, и на миг мучительно захотелось шагнуть вперёд, положить ладони на плечи, смахнуть этот удушливый ужас. Взлететь на Среброгривого — пусть убираются на все четыре стороны, пусть живут, если смогут, пусть рассказывают — хоть о подвигах своих, хоть о кознях злобных прихвостней Тьмы…
Он встряхнул волосами, стряхивая с себя минутный соблазн. И, до хруста стиснув зубы, медленно покачал головой.
— Прости.
Глух, как камни Гортар Орэ, голос, и забито горло горьким песком Мораннона. Кого спасло милосердие? Кого спасла жалость? За благородство — меч в спину, и второй — под горло, вот и вся честь Верных. Не оценят милости, не поймут — лишь возгордятся, решив, что и это останется безнаказанным.
Элвир молчал. Кусал губы, смотрел больным, умоляющим взглядом. Стоял между ним и обречёнными пленниками — только коням шепнул что-то, чтобы отошли прочь, да руки чуть развёл в сторону: беспомощным, детским каким-то жестом. Словно — заслоняя собой.
Аргору показалось, что кто-то ударил его в грудь. Тупым, иззубренным клинком. Ударил, и бьёт вновь и вновь, разрывает заржавленным краем истекающее кровью сердце. Боль была — почти невыносимой.
Теперь и ты, брат мой, Король-Надежда, устыдишься дружбы со мной. Помнишь первую нашу встречу с Сайтой? Помнишь слова его — злые, жестокие — справедливые? Он ни в чём не ошибся, брат. Жаль, что тебе придётся увидеть, каким был — остался — Хэлкар…
— Уйди с дороги, Элвир, — безжизненно проговорил он. И не удивился, когда тот упрямо мотнул головой.
— Нет. Нет, прошу! Ты убьёшь не только их — себя!
Пусто внутри, только ворочается под рёбрами иззубренный клинок.
— Нельзя убить то, что и так давно мертво, брат.
Глаза Элвира вспыхнули вдруг таким исступлённым отчаянием, что на миг он попятился. А Элвир, наоборот, порывисто шагнув вперёд, стремительно схватил его за рукав. Как когда-то давно, в Тай-арн Орэ… Вскинул голову, ловя его взгляд.
— Нет! Ты не прав, зачем ты так говоришь! Ты — жив! Ты не Хэлкар, это он мёртв, он, не ты!
Как же больно…
— Я и есть Хэлкар, Элвир, — безрадостно усмехнулся он. Прикрыл глаза. Жестокая правда резала душу, как ножом. Попросил устало. — Уйди, прошу. Не хочу, чтобы ты смотрел.
В груди поднималась глухая, едкая злость — на Элвира, на себя, на собственное мучительное колебание, на страстное желание подчиниться соблазну, улететь с побратимом…
Элвир закусил губу. И отчаянно мотнул головой:
— Уйду — с тобой! Прошу, не убивай их, они уже достаточно наказаны…
Аргор тяжело прикрыл глаза. Зачем он тратит время на этот спор? Элвир не согласится с ним — никогда. Элвир, дитя Земли-у-Моря, земли, где лишь ради милосердия способны оборвать чужую жизнь…
Он стиснул зубы. Нехотя поднял веки, встречая полный страха и понимания взгляд серо-зелёных, сейчас пугающе тёмных, глаз.
И, не говоря больше ни слова, молча шагнул в сторону, обходя застывшего на месте Элвира.
На миг ему казалось, что Странник смирился.
Нет. Элвир рывком развернулся — и вновь заступил ему дорогу.
А Аргор вдруг ощутил, как затапливает разум мутной водой гнева. Да как он смеет… Мальчишка! Скулы свело от злости, он сглотнул горький комок, с трудом сдержавшись, чтобы не оттолкнуть, не смахнуть со своей дороги дерзкого юнца, так и застрявшего навек в наивном щенячестве.