Элвир открыл было рот — но он успел первым.
…Он пожалел о сорвавшихся словах раньше, чем они успели отзвучать. Но в тот момент — не сумел сдержать боли, злости, давящего изнутри раздражения.
— Почему тебя так заботят эти предатели? — с трудом сдерживая гнев, сквозь зубы бросил он, и Элвир непонимающе нахмурился, удивлённый ядом в его голосе, — так заботят, что ты бросил раненого Повелителя — только чтобы спасти их никчёмные жизни?!
— Их? — Элвир отшатнулся, изумлённо распахнул глаза. Мельком обернулся через плечо — и юное лицо вдруг вспыхнуло обидой. — Их?! Я здесь потому, что не хочу, чтобы мой брат стал убийцей!
Аргор замер. Мутная волна медленно уходила, опадала, оставляя в душе безжизненную пустошь с выскобленным до голого камня дном. Внутри вновь болезненно дёрнулось что-то, сжалось, мешая дышать. Элвир стоял, выпрямившись и сжав кулаки. Стоял — и глядел ему в глаза, отчаянно, упрямо. А он изо всех сил пытался сдержать то злое, едкое, что пыталось сорваться со сведённых тоскливой ненавистью губ.
— Я уже убийца, — наконец глухо проговорил он. И Элвир вздрогнул, беспомощно отступая на шаг.
— Нет! — исступлённо выкрикнул он, — нет, это не так.
— Так. И ты знаешь это сам. Я убивал — многих, и далеко не о всякой крови на своих руках способен пожалеть.
— Так — не убивал! Ты не убивал безоружных, не убивал беспомощных! Хэлкар поступал так, но ты — не Хэлкар, вспомни, прошу тебя!
Не Хэлкар? Он уже сомневался, что есть между ними какая-то разница.
Он молча шагнул в сторону — но Элвир вновь стремительно повторил его движение, и вновь они застыли лицом к лицу, сверля друг друга взглядами.
И Аргор, чувствуя, что ещё немного — и он просто оттолкнёт брата в сторону, оттолкнёт, как глупого ребёнка, вмешивающегося в разговор взрослых — чувствуя и боясь этого, зло выплюнул, надеясь не разумом, так презрением заставить Странника убраться прочь:
— Безоружные — пусть. Чем они лучше других, убитых ими без жалости, без чести?
На лице Короля-Надежды отразилось отчаяние.
— А чем будешь лучше ты, если убьёшь их — пленных, беззащитных?!
Звенела, тянулась надорванной струной потрясённая тишина. Пленные молчали, не смея даже надеяться.
Аргор горько усмехнулся. Тяжёлый упрёк ударил, куда нужно: метко, безжалостно. Что ж, брат, спасибо тебе. Ты наконец сказал это. Теперь, возможно, мне будет немного легче.
— Ничем, — с саднящей на губах, кривой усмешкой откликнулся он, и Элвир невольно попятился, увидев в его глазах что-то, чего никогда не видел за все годы их знакомства. Чего не мог увидеть — у Аргора, переставшего уже быть Хэлкаром.
— Ничем не лучше. Но посмотри на них, — он резко кивнул на не смеющих даже дышать пленников, и Элвир, невольно оглянувшись, зябко поёжился. — Ты видишь среди них женщин или детей? Они воины, они знали, на что идут, когда брали в руки оружие, чтобы убивать и жечь. Я не буду никого щадить, Элвир. Уходи, если хочешь. Я не желаю причинять тебе боль. Или — отойди в сторону и не мешай мне. Я вынес приговор. Обжалования не будет.
Элвир растерянно разжал пальцы, отпуская его рукав. Неуютно отступил назад.
— Не надо, — тихо, беспомощно попросил он. — Аргор, брат мой, неужели ты не видишь — это Он в тебе говорит, он, не ты?!
— Пусть так. Значит, мне будет легче исполнить приговор.
Он положил руку на плечо Элвиру — тот не попытался даже отодвинуться, хотя — что мешало бы ему сейчас толкнуть, ударить? Тяжело, решительно отстранил его в сторону — как мог бы отстранить мешающие пройти ветви. И пошёл к приговорённым пленникам, поднимая клинок.
Целых три шага. На четвёртом плеснул перед глазами чёрный плащ, и вот — Элвир вновь стоит, загораживая собой пленников, и в глазах его исступлённая, пугающая решимость.
— Если ты решил убить безоружных, то сначала убей — меня! — отчаянно выдохнул он. И раскинул руки, словно крылья, заслоняя собой изумлённо ахнувших пленников. Подставляя беззащитную грудь под удар его клинка.
На миг Аргору показалось, что он ослышался. Сошёл с ума. Ведь не мог Элвир на самом деле…
Потом осознал сказанное. И — бессильно опустил меч. «Что же ты делаешь, брат мой, что же ты делаешь, Король-Надежда, за что ты со мной — так…»
Тяжело закрыл глаза. И понял, что не знает, как — объяснить. Как заставить самого юного из их Девятки, не умеющего проливать кровь, не признающего жестокости — как заставить его понять?