Он с трудом разомкнул губы.
— Уйди с дороги, — глухо попросил он.
И раньше, чем отзвучали слова, понял: не те слова. Не уйдёт.
Элвир упрямо мотнул головой — плеснули по воздуху растрёпанные седые волосы.
— Нет! Ты уничтожаешь себя, убиваешь — я не позволю тебе! Я не хочу видеть, как мой друг, мой брат вновь становится Хэлкаром, Брезгливым Убийцей!
Тупой клинок в груди — не вырвать, не успокоить…
— Хэлкар — моё прошлое, — горько усмехнулся он в ответ. — И — будущее. Ты всё ещё веришь, что я когда-то переставал им быть?
Элвир смотрел на него — беспомощно, отчаянно, и в светлых глазах плескалось несогласие, а на лице уже расцветало безнадёжным приговором понимание.
Плечи его вдруг поникли, и он, опустив голову, обессиленно уронил руки.
— Значит, мы потеряли тебя, — почти неслышно прошептал он. И вдруг — яростный удар из под дрожащих ресниц:
— Раз так, то закончим с этим! Почему ты колеблешься? Начни с меня, ведь тебе это теперь, наверное, будет несложно! Я не желаю смотреть, как мой друг теряет себя, свою душу! Если ты — снова Хэлкар, то что тебе теперь дружба, что тебе братство? Убей меня — иначе, клянусь, я не уйду с твоей дороги!
Аргор стиснул зубы. На миг мелькнула надежда: пугает, пытается шантажировать… Но Элвир стоял, упрямо вскинув голову и глядя на него незнакомым, полным яростной решимости идти до конца взглядом.
И теперь Королю стало страшно. Вдруг понял с болезненной отчётливостью: Элвир не отступит. Не откажется от своих слов.
— Ты сошёл с ума, брат…
— Нет! Если ты решил убить безоружных — то не я, ты сошёл с ума! Ну же, не медли, если ты так твёрдо уверен в своей правоте — рази!
Аргор стоял, словно обратившись в камень. Рука, держащая меч, казалось, налилась жидким мрамором: не шевельнуть… Ни для удара, ни для отступления.
Он стоял, и ему казалось, что в сердце проворачивается раскалённый клинок: так невыносимо болело оно. И вдруг, ослепительным ожогом, осознал: Элвиру не легче. Он видел, как выцвело лицо юного Странника, как разом потеряли зелень, потемнели до почти полночной черноты распахнутые в муке глаза…
— Отпусти их, прошу, не губи свою душу… — почти неслышно прошептал Элвир. Аргор не ответил. Просто не мог сейчас. Он не имел права отступить. Отпустить — убийц, насильников; палачей своей земли.
Элвир вскинул на него беспомощно блестящие глаза: распахнутые озёра немой муки и страха. Поймал его взгляд, без слов умоляя — выслушай, отступись, уйдём отсюда, уйдём, брат…
И почти тут же сник.
— Значит, ты твёрдо решил…
А миг спустя — раньше, чем Аргор успел понять, что означает этот лихорадочный блеск в глазах, Элвир вдруг стремительно рванулся вперёд. И, схватившись обеими руками за лезвие, с силой дёрнул меч вверх, почти вырывая его из ладони Короля.
А потом — шагнул навстречу, стискивая лезвие трясущимися руками.
И решительно упёр острие клинка себе в грудь. Туда, где часто и суматошно билось под рёбрами беззащитное сердце.
— Ну, так бей! — в муке выкрикнул ему в лицо.
И замер Аргор, словно поражённый молнией. Замер, боясь вдохнуть, боясь шевельнуться. Чувствуя: одно неверное движение — и прорвётся под холодной сталью тонкая кожа, и отточенное почти до бритвенной остроты лезвие скользнёт меж рёбер, с лёгкостью пронзая плоть. И кто знает, на что толкнёт Странника боль: отшатнуться прочь — или слепо броситься вперёд, на смертоносное острие?
Элвир дышал тяжело, прерывисто; в глазах — обморочная, бездонная чернота безлунной ночи. А тонкие пальцы, стискивающие клинок трясутся, словно в лихорадке. Аргора прошила ледяная игла: обрежется! Только и решился, что осторожно потянуть меч к себе, пытаясь хоть немного отвести его от часто вздымающейся груди. Элвир словно не заметил. Только из-под пальцев побежали стремительные алые змейки. Аргор застыл.
— Элвир, остановись! — выдохнул в ужасе. Тот только губу закусил. Мотнул головой.
— Чего ты ждёшь, бей! — задыхаясь, выкрикнул он вновь, и срывался звенящий от отчаяния голос. — Это же так просто! Если ты решил стать вновь Хэлкаром — чего ты боишься? Я безоружен — как и они! Я не буду сопротивляться — как и они. Какая тебе разница? Я — помеха, так убей меня!
Он рванул клинок, и Аргор едва сумел удержать рукоять, не позволить обезумевшему побратиму насадиться на меч. Только алых змеек под дрожащими ладонями стало больше. А в голосе билось такое страдание, что дыхание обрывалось, и захлёстывал сознание слепой, обжигающий ужас: насколько же тебе больно сейчас, Король-Надежда, дитя земли, не знающей насилия, насколько же страшно тебе сейчас, если ты пошёл на такое, если ты готов броситься на мой меч, лишь бы не позволить мне совершить ошибки? Готов, я вижу, это не игра, не угроза — тебе страшно, тебе так страшно, и я чувствую уже: если я надавлю на меч, ты не станешь пытаться уйти от удара, ты покорно примешь смерть от моей руки. Что же я сделал с тобой, Элвир? Что я сделал с собой, если ты допускаешь хоть на миг, что я могу причинить тебе боль, брат мой?