Ушедший Король шагнул вперёд, переступая наконец порог, с привычной аккуратностью прикрыл за собой дверь. Осторожно провёл ладонью по стене, с непониманием прослеживая болезненный след чужого недоброго присутствия: словно ссадина на живой плоти. Закусил губу и, не отнимая руки от стены, зашагал к прячущемуся в тени другу.
— Что за пакость здесь проползла? — почти прошипел он, с трудом сдерживаясь, чтобы не кривиться от омерзения.
Неподвижная тень повернула голову. Усмехнулась невесело.
— Я бы не сказал, что проползла. Скорее, проехала — на мне. Притом цепляясь за все выступающие углы. Тай-арн Орэ теперь настоящий замок, всё как любят Верные: с темницами и пленниками…
Еретик поморщился, прикоснулся к нескольким глубоким царапинам на щеке. Пожал плечами в ответ на немой взгляд побратима.
— Посмотри сам, — посоветовал он. И кивнул на дверь кладовой, сейчас обзавёдшуюся подобием тюремного окошка. Выглядело это — здесь, в Тай-арн Орэ, где никогда не было не то что пыточных казематов — просто темниц — дико. Впрочем, и сам Еретик был не похож сам на себя. Маг постоял ещё минуту, со всё возрастающим недоумением разглядывая нуменорца: был он грязным с ног до головы, словно кто-то от души вывалял его в чёрной липкой пыли Горгората, на порванном в несколько местах плаще отчётливо виднелись следы чьих-то на удивление цепких пальцев. А голенище левого сапога…
— Тебя что, укусили?! — изумлённо выдохнул Маг, наконец сообразив, что напоминали ему грязные отметины.
— Попытались, — усмехнулся тот. — На его счастье, только попытались. Посмотри сам, что за добыча мне досталась, поймёшь. Его видели парни из отряда Шаграта, но поймать не смогли.
— И ты пошёл играться в Стражей Границы… — пробормотал Маг, наконец отворачиваясь от брата и направляясь к новоявленной камере. Приник к узкому оконцу, пытаясь разглядеть пленника. — Зачем ты вообще его сюда притащил? Пусть бы рыскал, всё равно без ведома Учителя не… Что за!..
Он отшатнулся, разглядев, наконец, сжавшуюся в углу тощую нелепую фигуру. Оглянулся потрясённо на брата.
— Вот потому и притащил, — негромко подтвердил Еретик. Улыбнулся невесело, сочувственно — тонкое выразительное лицо Мага отражало сейчас столько эмоций, что не всякий летописец взялся бы за их описание. Вздохнул и, откинув голову назад, закрыл глаза; и вдруг стало понятно, что это не демонстрация, что он и впрямь порядком вымотан. Охотой за неизвестной тварью? Просто присутствием чего-то, чья злоба и липкий страх давили даже сквозь толстую дубовую дверь?
…Маг постоял ещё несколько мгновений, осмысливая происходящее, переводя взгляд с нуменорца на дверь, и обратно, и снова — на дверь. Потом, передёрнув плечами, отвернулся и нехотя склонился к узкой щели окошка. Не столько чтобы вновь увидеть пленника — нечего там было рассматривать — сколько чтобы справиться с мерзким чувством раздвоения: живое существо? Порождение Пустоты? Да и то сказать, не особо приятное зрелище это было: грязный, тощий, с огромными глазами-плошками и дёргающимся, словно у припадочного, лицом — он больше вызывал ассоциации с диким животным, нежели с разумным существом. И, тем не менее, был определённо разумен: лишь разумные способны на такую убеждённую, остро замешанную на страхе и голоде, неистовую злобу. Для Кольценосцев, куда тоньше, чем смертные, чувствующих мир, эта концентрированная волна ненависти была ощутима, как ощутим для человека запах разлагающейся за дверью плоти.
…и страшнее всего было то, что оно — Маг не мог, не в силах был заставить себя сказать «он», хотя и видел, что когда-то это заморенное существо наверняка было мужчиной — было разъятым, нецельным, и жалкие ошмётки прежней личности из-под чужой злобной маски видны были едва-едва, да и тех оставалось — разрозненные нити в ткани новой, мерзкой сущности.
…Маг видел эту сущность, даже не глядя на затравленно озирающегося пленника. Не глазами видел — кожей, всеми чувствами, как змея тепло. Не Изменение — Искажение, дурнотой к горлу подкатывающее ощущение чужой равнодушной Воли, бесплодными поисками воплощения которой они занимались вот уже три тысячи лет. Словно личинка, отложенная в тело ещё живого насекомого: прерванный аккорд в мелодии живого мира, холодный равнодушный ожог мёртвого сияния Замысла…
…И пустая, высосанная почти досуха оболочка, в которой не осталось почти ни следа от прежней личности.